в объективе телескопа. Перепады температур были больше, чем в Перу. Больше мешала роса, не говоря уже о частых пылевых бурях и мощных грозах.

«Обширные участки равнин, называемые вельдом, в сухой сезон выжжены и кажутся безжизненными, но в дождливый нередко становятся зелеными и живописными, – выяснил Бейли. – На ферме обязательно должен быть природный источник (fontein) воды для хозяйственных и земледельческих целей». Из всех рассмотренных в Африке мест Бейли остановился на Блумфонтейне, столице Колонии Оранжевой Реки, как на наиболее подходящем для стационарной обсерватории. Небо там набрало высокие баллы по его шкале ясности, а в округе было «много возможностей для светских и образовательных мероприятий».

Пока Бейли находился за границей, атмосферные условия в Арекипе ухудшились еще больше. Долгое время остававшийся спящим вулкан Мисти задымил, а кроме того, началось извержение вулкана Убинас примерно в 60 км к востоку от обсерватории. Обстоятельства усугублялись тем, что из-за материальных сложностей миссис Дрейпер финансирование резко сократилось.

«Недавно мне пришлось весьма тщательно обдумать мои денежные дела и перспективы, – написала она Пикерингу 24 января 1909 года, – и, к моему великому сожалению, оказалось, что я не смогу выделять обсерватории ту сумму, которую выделяла на протяжении 23 лет на проведение исследований для Мемориала Генри Дрейпера». С 1 августа ее ежемесячный взнос сокращался до $400, что составляло менее половины обычной суммы. «Мне чрезвычайно жаль, что приходится пойти на такой шаг, столь неожиданный для вас, сколь и огорчительный для меня. К счастью, я полагаю, что целевая работа, ради которой я начинала свои выплаты, а именно составление каталога звезд по их спектрам, теперь находится в достаточно удовлетворительном состоянии с точки зрения завершенности».

Щедрые пожертвования миссис Дрейпер на звездную спектроскопию стали достойной данью памяти ее мужа. Но «завершенность» проекта открывала новые направления работы. Как раз недавно 11-дюймовый телескоп Дрейпера, тот самый, благодаря которому мисс Мори получила подробные спектры ярких северных звезд, перевели на наблюдение более тусклых звезд, которые предстояло более тщательно исследовать и, возможно, внести уточнения в их классификацию.

«Я долго сомневалась, разумно ли это изменение, но теперь вижу, что альтернативы нет, – заключала миссис Дрейпер. – Я рада, что необходимость сократить пособие не возникла раньше и что достигнуто так много значимых результатов». Ей шел 70-й год, и, оглядываясь назад, она была довольна.

Пикеринг, которому было шестьдесят два, оставил всякую надежду на дорогостоящий трансатлантический переезд Бойденовской обсерватории. По просьбе миссис Дрейпер он подвел итог достижениям, полученным благодаря фонду Генри Дрейпера, и составил план дальнейшего использования средств фонда. Доклад он представил лично.

«С тех пор как вы здесь побывали, я рассмотрела отчет внимательнее, – писала миссис Дрейпер 14 февраля, в годовщину их сотрудничества, – и чувствую, как я уже вам говорила, что у нас есть все основания себя поздравить». Она сожалела, что сокращение выплат замедлит продвижение работы, но не теряла ни интереса к проекту, ни привязанности к Пикерингу. «Ваш маленький визит обрадовал меня чрезвычайно – всегда приятно слышать, как вы рассказываете о том, что делается в обсерватории. Жаль, что вам не удается улизнуть почаще».

На поправку здоровья мисс Ливитт в доме ее родителей в Белойте ушло больше года. Когда в январе 1910 года она наконец почувствовала готовность вернуться к работе, ей не хватало сил, чтобы приехать в Кеймбридж. Пикеринг разрешил ей работать удаленно – определять величины звезд Северного полярного ряда. В порядке исключения он прислал ей партию фотопластинок вместе со всеми необходимыми инструментами – деревянной рамкой для просмотра, лупой и конторской книгой. Поначалу она работала всего по два-три часа в день, но по мере восстановления сил увеличивала продолжительность работы. В мае она вернулась в обсерваторию совершенно здоровая и опять поселилась у своего дяди Эразма Дарвина Ливитта, инженера-механика, проживавшего с семьей в большом доме на Гарден-стрит неподалеку от обсерватории.

Летом 1910 года кеймбриджские кадры пополнились двумя десятками иностранных астрономов. Среди знаменитостей были королевский астроном Фрэнк Уотсон Дайсон, представлявший одновременно Эдинбург и Гринвич, Оскар Баклунд из Пулковской обсерватории в России и Карл Шварцшильд, директор Астрофизической обсерватории в Потсдаме. Всех их пригласил в США астрономический импресарио Джордж Эллери Хейл.

Хейл, теперь директор-основатель солнечной обсерватории Маунт-Вилсон, участвовал в создании Американского астрономического и астрофизического общества[18] в 1898 году, а позже задумал всемирную организацию для объединения исследователей, занимающихся его собственной темой – Солнцем. Международный союз по сотрудничеству в исследованиях Солнца, или «Солнечный союз», собирался по инициативе Хейла в Оксфорде (Великобритания) в 1905 года и в Париже в 1907 году. Готовясь к съезду 1910 года в Пасадене, Хейл надеялся, что в нем примет участие Пикеринг. Хейл рассчитывал, что влиятельный Пикеринг поможет расширить сферу интересов «Солнечного союза» и включить туда звезды помимо Солнца. Более того, Пикеринг как председатель Американского астрономического и астрофизического общества по должности идеально подходил на роль организатора открытого собрания этого общества на Восточном побережье, по времени рассчитанного так, чтобы на собрании «Солнечного союза» на Западном побережье присутствовало побольше иностранцев. Пикеринг согласился созвать членов общества и иностранных гостей в Гарвард в августе, а затем отвезти их через всю страну поездом на собрание Союза в Маунт-Вилсон.

«Приключения у меня начались еще до того, как поезд отправился из Бостона, – писал Пикеринг в своем путевом дневнике в субботу 20 августа 1910 года. – Проводники не смогли ответить мне, в каком вагоне мое купе, я стал переходить из вагона в вагон и оказался запертым в тамбуре! [Уильям] Пикеринг и профессор Бейли весело махали мне на прощание, не подозревая, что я одинокий узник в стеклянной камере, из которой не было выхода».

Только что окончившаяся трехдневная конференция в Гарварде оказалась продуктивной для всех. Шестерых выдающихся иностранных гостей приняли, по их прямой просьбе, в члены общества. Всем понравилась манера Пикеринга чередовать академические заседания с уместными развлечениями, такими как совместная экскурсия в аффилированную с Гарвардом метеорологическую обсерваторию Блу-Хилл в Милтоне вечером среды или поездка в обсерваторию Уитин при Колледже Уэллсли в четверг. В пятницу, памятуя о том, что все устали, Пикеринг водил участников не дальше Студенческой астрономической лаборатории Гарварда в кампусе. На протяжении всей недели, в любое время суток, его сотрудники показывали интересующимся гостям все, что они пожелают увидеть в Гарварде, от куполов над телескопами до архива астрофотографии в Кирпичном корпусе. Пикеринг писал в дневнике, что в поезде на Запад он собирался отсыпаться три дня, но на самом деле у него был целый список важных организационных дел, которыми пришлось заниматься в дороге.

Опыт Пикеринга в части фотографии и фотометрии позволил ему примкнуть к двум крупным европейским проектам по картированию звездного неба, в Париже и в Гронингене. Для обоих проектов настала пора выбрать стандартный эталон фотографических величин. Пикеринг хотел, чтобы в обоих использовался единый стандарт и чтобы это была «Гарвардская фотометрия в новой редакции». В качестве председателя съезда Комитета по фотографическим звездным величинам астрографических карт (парижский проект, известный также как Carte du Ciel – «Карта неба») Пикеринг обладал немалыми полномочиями, но существовали и другие фотометрические стандарты, поэтому вопрос предстояло решать голосованием. Основным конкурентом Гарварда был сотоварищ Пикеринга по комитету Карл Шварцшильд, разработавший собственные Потсдамские стандарты фотографической фотометрии. И как раз в это время Шварцшильд ехал в одном поезде с Пикерингом вместе с другими членами комитета – Гербертом Холлом Тёрнером из Оксфорда и Оскаром Баклундом из Пулкова, что составляло кворум. Более того, все путешествующие астрономы оказались в двух специально отведенных вагонах.

В воскресенье 21 августа 1910 года они добрались до «Ниагары, которая никого не разочаровала, – писал Пикеринг. – Рев водопадов, перебиваемый только разговорами об астрономии. Неофициальные собрания комитета проводились везде, где я только присяду. Утром поездка в экипаже на Козий остров и чудесная электрическая железная дорога, с которой видна вся река. Во второй половине дня – Maid of the Mist (это пароход, а не барышня) и поразительный вид на Американский водопад снизу (лучшее, что я видел). Пиджак на мне так намок, что пришлось подставлять спину солнцу, чтобы высушить его».

В понедельник они прибыли в Чикаго, осмотрели парки и физические лаборатории университета и, взяв с собой еще нескольких астрономов, вечером снова сели на поезд. Джон Стэнли Пласкетт из обсерватории Доминиона в Оттаве, который вел собственный путевой дневник, восхищался тем, как группа «ехала через весь континент в двух специальных вагонах, и восемь дней, которые заняла поездка, стали почти что семейным праздником».

Во вторник 23 августа после долгой утренней