беседы с Тёрнером Пикеринг созвал у себя в купе заседание комитета по фотографическим звездным величинам. «Мы с Баклундом, Шварцшильдом и Тёрнером обсуждали проблему два часа столь оживленно, что только по окончании заседания почувствовали необычайную жару. Температура 102 [39 ºC] в тени. Столбик термометра падает, если сунуть его шарик в рот! Из открытого окна ветер горячий, как из печки. Все мы мучились, и нескольким дамам стало дурно». Многие астрономы приехали вместе с женами, и сама гарвардская знаменитость миссис Флеминг тоже была в этом поезде.

На следующий день, в среду 24-го, Пикеринг все утро работал над завершением своей части комитетского доклада о фотографических звездных величинах, а в три часа созвал новое заседание в купе. На этот раз присутствовал еще один участник, Эдвин Брант Фрост из обсерватории Йеркиса. Позже Пикеринг описывал драматические события в своем дневнике, используя настоящее время: «Они не хотят идти, так как температура почти 100 [37 ºC], и указывают на Тёрнера, а он спит. Я бужу его и заставляю всех собраться на заседание у меня в купе. Жара такая, что они не в состоянии представить свои части доклада. В результате наших трудов (тяжелых, надо сказать) мы совместно договариваемся о системе фотографических величин, которая, вероятно, станет всемирной. Мое путешествие в две тысячи миль [около 3200 км] того стоило, даже если бы я больше ничего не сделал. Астрономы очень добры и любезны, а Шварцшильд отказывается от своей (потсдамской) системы и принимает гарвардскую. Мою роль в этом решении будут оценивать как одно из самых важных моих достижений». Итак, принятие гарвардского стандарта фотометрии, одна из главных целей Пикеринга в этой поездке, стало свершившимся фактом еще до того, как поезд пересек континентальный водораздел.

Во Флагстаффе, штат Аризона, в четверг Персиваль и Констанс Лоуэллы показывали приезжим астрономам обсерваторию Лоуэлла, а потом – главную природную достопримечательность американского Запада: «Суббота, 27 августа. Утром идем в еще одно место на краю Большого Каньона. Перепечатываем на гостиничной машинке шесть экземпляров третьей редакции доклада о фотографических звездных величинах. Вечером отбываем в Пасадену». Пикеринг, взбудораженный своим успехом в утверждении гарвардских фотографических стандартов фотометрии, мог лишь надеяться, что дрейперовская система классификации звезд по спектрам одержит такую же победу в предстоящем конкурсе на международное одобрение.

За полвека с тех пор, как патер Секки сгруппировал звезды на глаз по цвету и отдельным спектральным линиям, классификационные схемы расплодились. Только в Гарварде появились две – или три, в зависимости от того, как считать модификации, внесенные мисс Кэннон в исходный дрейперовский каталог миссис Флеминг. В терминологии царило настоящее вавилонское смешение. Обращаясь к другим астрономам, чтобы не возникло никаких недоразумений, Пикеринг часто переводил гарвардские обозначения в более простые наименования Секки. Так, одну из звезд, отнесенных мисс Кэннон к классу F5G, он характеризовал как принадлежащую ко II классу по Секки (спектр с многочисленными линиями). Система Секки была привычна, как латинская грамматика, но в ней не хватало словаря для описания всех спектральных различий, выявленных благодаря фотографии и современным техникам анализа. Астрономы понимали, что можно улучшить взаимную коммуникацию, если выбрать одну классификационную систему и следовать ей или же создать новую, гибридную. Вопрос собирались поставить на повестку в Маунт-Вилсон, когда «Солнечный союз» будет обсуждать включение других звезд в свою сферу интересов.

Измученные жарой пустыни Мохаве астрономы прибыли в Пасадену вечером воскресенья 28 августа 1910 года и расположились в отеле Maryland. К коллегиальному органу, собравшемуся в Бостоне и пополнившемуся в Чикаго, теперь присоединились жители Западного побережья и новоприбывшие делегаты «Солнечного союза», приехавшие даже из Японии. Участники, которых было 87, представляли 13 стран и 50 обсерваторий на крупнейшем в истории собрании астрономов.

«Понедельник, 29 августа. Четвертая годовщина». Несомненно, Пикеринг будет отмечать дату смерти Лиззи до конца собственных дней. В этом году он провел скорбный день в приятном обществе, осматривая кабинеты, лабораторию и механическую мастерскую солнечной обсерватории Маунт-Вилсон. Все это располагалось в одноэтажном бетонном здании в городе, где группу сопровождал Хейл, рассказывавший об изготовлении уникальных инструментов, которые гости увидят в ближайшие дни у него в горах. На вечернем приеме в саду у Хейла и его жены, Эвелины Конклин Хейл, астрономы познакомились с некоторыми наиболее влиятельными лицами Пасадены.

Подъем на гору Маунт-Вилсон занял весь вторник. Часть астрономов – как были, в костюмах, галстуках и котелках, – поднимались верхом на лошадях и мулах. Другие предпочли идти пешком. Большинство же, включая Пикеринга и миссис Флеминг, поехали в экипажах. «Несколько опасных поворотов на дороге, на одном нам всем пришлось выйти. Дорога такая узкая, что упряжки пройти не могут. Колеса в одном футе от обрыва (и от смерти) на протяжении большей части пути». Те, кто не боялся смотреть вниз, восторгались видом на апельсиновые рощи и виноградники в долине.

На вершине Пикеринг, осипший от непрерывных разговоров и едкой пустынной пыли, удалился в отведенный ему однокомнатный коттедж. «Устроился совсем простецки, хотя удобно. Нечем почистить ботинки, которые постоянно белые от пыли, а не черные. В этих местах вместо щетки с ваксой употребляют метелки из перьев. Больше всего мне не хватает коровы и ванны. Воды мало, молока тем более, так как на вершине нет травы и все припасы приходится доставлять на гору снизу». При обсерватории Лоуэлла, где он недавно побывал, жила молочная корова по кличке Венера.

Большинство тем, обсуждавшихся на пленарных заседаниях «Солнечного союза», касались, естественно, Солнца; обсуждение шло на английском, французском и немецком вперемешку. Только во второй половине последнего дня, пятницы, исследователи Солнца единогласно одобрили распространение области своих исследований на звезды и официально подняли вопрос их классификации.

«Назначен комитет из 14 человек, а я избран председателем (мне любезно заявляют "разумеется"). Я встаю, чтобы выразить благодарность, и прошу членов комитета не расходиться после закрытия, чтобы мы наконец приступили к работе. Всеобщий смех при рассказе о том, как мы увидели на термометре 100º».

Проявив стойкость, все назначенные в новый комитет исполнили просьбу Пикеринга остаться и выслушали его рассказ о классификации Генри Дрейпера. Он рассказал, как буквы алфавита отошли от обычного порядка в построении мисс Кэннон, где каждая категория, по-видимому, означала особую стадию жизни звезды. Пикеринг не настаивал на том, чтобы систему приняли. Он предвидел, что будет еще много споров, прежде чем комитет, не говоря уже о «Солнечном союзе» в целом, достигнет консенсуса по классификации. Пока он просто хотел познакомить коллег с той системой, которой владел лучше всего, и выслушать их идеи, что делать дальше.

Первый выступавший, заместитель директора обсерватории Маунт-Вилсон, Уолтер Сидни Адамс, решительно высказался в пользу системы Дрейпера. Последовавшее обсуждение вскоре показало, что большинство участников разделяет его одобрение. «К моему удивлению, равно как и всех прочих, – отмечал Пикеринг в дневнике, – нашу систему одобрили практически все, так что вместо попыток заменить ее она встретила самую мощную поддержку, какую я только мог пожелать».

Глава девятая

Закономерность мисс Ливитт

В обратном поезде на восток в Бостон не было зарезервированных вагонов для астрономов, и у Пикеринга практически отсутствовала возможность заниматься политикой. Тем не менее между Сан-Франциско и Денвером ему удалось провести краткую встречу с двумя членами своего нового Комитета по классификации звездных спектров. Вместе они составили опросник для выяснения мнений коллег о преимуществах и недостатках дрейперовской системы. Хотя комитет единодушно одобрял классификацию Дрейпера, некоторые хотели модифицировать ее в той или иной мере, прежде чем официально принимать на следующем заседании «Солнечного союза», которое должно было состояться через три года в Бонне.

Прелесть дрейперовской номенклатуры заключалась в полноте данных. Гарвардские каталоги Мемориала Дрейпера содержали более 30 000 звезд, чем не могла похвастаться ни одна другая классификация. То, что огромное количество звезд вписывалось в сравнительно малое число классов, подтверждало работоспособность системы. Ее уровень сложности был удовлетворительным компромиссом между минимализмом Секки и скрупулезностью мисс Мори. Более того, она полностью основывалась на наблюдаемых различиях, не отстаивая ту или иную теорию.

Отказ от теоретизирования был для Пикеринга с самого начала делом принципа. Однако к 1910 году молодых астрофизиков стала раздражать нехватка теории. Идеальной системе классификации следовало быть достаточно строгой, чтобы задавать направление новым исследованиям, но достаточно гибкой, чтобы вмещать противоречивые идеи насчет динамики, распределения и эволюции звезд.

В ноябре секретарь комитета