17 октября 2008 г.

Пока мы с Андреем предавались размышлениям, кафе заполонили немцы, с которыми мы уже встречались в Костнице. Их, видимо, уже свозили на Влашский двор, и теперь у них свободное время, которое они решили запить пивом. Переполненные впечатлениями, они галдели так, что стало невозможно разговаривать tete-a-tete. Расплатившись, мы вышили на небольшую мощеную площадь, окруженную невысокими домиками в старинном стиле. Было пятнадцать минут пятого, и солнце уже начало клониться к закату. Узкие каменные улочки потемнели, и в город пришли легкие сумерки.

Просто бродить по пустым однообразным улицам не хотелось, поэтому мы решили зайти куда-нибудь, пока все достопримечательности не закрылись. Собор Святой Варвары стоял в лесах – заканчивалась реставрация, Общежитие Иезуитов нас мало интересовало, так что оставался центральный городской костел. Оказалось, что он открыт только до четырех, и нас встретили плотно закрытые створчатые двери. Я не хотела сдаваться.

– Давай обойдем вокруг, может, какая из дверей открыта?

– Я что-то не понял, ты турист или кто? Если церковь закрыта, зачем стараться в нее проникнуть?

– Из интереса. Может, нам уже никогда не придется любоваться такими красотами? Может, нас завтра арестуют.

– А ты хочешь, чтобы нас арестовали сегодня?

– Нет, я церковь хочу посмотреть.

Я решительно двинулась в обход, увлекая за собой брата. Вскоре мы набрели на приоткрытую боковую дверь, к которой вели высокие каменные ступени. Ни минуты не сомневаясь в правильности моих действий, я поднялась по ступенькам и потянула дверь на себя. Андрей по привычке зашипел:

– Ты что делаешь?

– Ну, давай посмотрим, что там внутри.

– Я и так встрял из-за тебя. Иди, если хочешь.

– Хочу. Подожди меня здесь, я быстро.

Андрей пожал плечами, расположился на верхней ступеньке и закурил.

Я проскользнула внутрь, и старая деревянная дверь с гулким скрипом закрылась за мной. Кругом была тьма кромешная. Казалось, что свет никогда не проникал сюда. Пришлось доставать мобильник и светить под ноги. Серые каменные плиты привели меня к невысокой внутренней двери, которая оказалась наглухо закрыта. Я осторожно повернула холодную кованую ручку, но дверь не поддавалась. За дверью послышались голоса. Разобрать разговор можно было с большим трудом, и мне пришлось приложить ухо к двери, чтобы лучше слышать.

– Мартина говорит, что у них ничего нет.

– Ты уверен?

– Да, она умная девушка и зря говорить не будет.

– Понаблюдай за ними. Завтра они будут у Франтишка на стройке.

– Ловко вы их пристроили.

Мужчина усмехнулся.

– Только все напрасно. Антуан недоволен.

– Не расстраивайтесь. В последнее время он всем недоволен.

Ухо мое затекло и прилипло к двери. Стараясь не дышать, я осторожно освободилась и бросилась бежать назад к Андрею. Нужно было поскорее рассказать ему, куда мы попали. Я с силой толкнула тяжелую дверь, она проскрипела мне в ответ и немного приоткрылась. Этого было достаточно, чтобы я со скоростью снаряда вылетела на улицу.

На ступеньках меня никто не ждал. Я обежала вокруг здания, но брата не нашла. Заподозрив неладное, я набрала его номер телефона. Длинные гудки в трубке проникали в мозг и заставляли холодеть от предчувствия опасности.

Андрея нигде не было…

17 августа 1870 г. Окрестности Парижа.

Бархатный желтый плащ Марии намок, и она с трудом брела по обочине дороги. Дождь лил навстречу, и его холодные тонкие струи проникали под капюшон и стекали по груди. Не обращая на это неудобство никакого внимания, она старалась как можно бережнее укрыть плащом от непогоды своего младенца. Ребенок у нее на руках еще посапывал, но маленький носик уже жмурился и начинал искать в воздухе запах молока. Значит, надо где-то присесть и покормить малышку. Хорошо, что это девочка и весит она не так много. Ребенок открыл глазки, и Мария наклонилась, чтобы поцеловать маленький теплый лобик.

– Ты моя красавица! Скоро мы уже будем дома. Потерпи немножечко.

Малышка зашевелилась и причмокнула губками. Все. Дальше идти нельзя. Надо кормить ребенка. Дождь усиливался, и уже не было слышно даже своих шагов. Размокшая грязь чмокала, засасывая боты. Чтобы не потерять обувь, Мария привязала их шнурками покрепче к ногам, и теперь распухшие ноги молодой женщины были все в шрамах. Мария не чувствовала ни боли, ни усталости. Только бы подальше уйти от безумств, творящихся на улицах Парижа, и унести свое дитя. Мужа ее убили на баррикаде, и теперь единственная надежда была на родителей, которые жили в небольшом домике в окрестностях Парижа. Она их единственная дочь и могла рассчитывать на родительскую помощь для себя и своей малышки.

Женщина уже собралась было свернуть с дороги в поле, приметив небольшой холмик с высоким деревом, но поскользнулась в топкой грязи, и девочка выскользнула у нее из рук. Мария потянулась за белым свертком в грязной колее дороги, но стремительно несущиеся и неизвестно откуда взявшиеся лошади, запряженные в тяжелую карету, отбросили ее от малышки, которая через мгновенье уже исчезла под лошадиными копытами и колесами кареты. Неистовый женский крик, пронзивший дождевую завесу, заставил вздыбиться лошадей, и карета остановилась. Мария опустилась на колени, и погрузила свои руки в тяжелую черную грязь, стараясь найти опору. Потом она бросилась под колеса, быстро разгребая грязь руками, стараясь отыскать то, что осталось от ее ребенка. Слезы солеными струйками смешивались с дождем, стекая по лицу. Рыдания ее становились все громче, потом вдруг прервались на какое-то мгновение – она нащупала кружево пеленки и потихоньку стала тянуть ее на себя. Маленький комочек из грязи и крови лежал перед нею, и она бережно прижала его к груди, окончательно испачкав свой красивый желтый плащ.

Возница спрыгнул вниз и открыл дверцу кареты. Невысокий худощавый мужчина с умными серыми глазами вышел из кареты и встал рядом с женщиной.

– Как его звали?

Мария с трудом могла говорить. Облизнув опухшие от рыданий губы, она медленно проговорила:

– Это моя дочь. Ее зовут Антуанетта.

Мужчина вздрогнул.

– Меня зовут Антуан. И я готов помочь вам.

Женщина молча сидела в грязи, прижимая раздавленное тельце ребенка. Антуан сделал знак кучеру, чтобы тот помог ей подняться. Кучер отвел женщину к дереву, у которого она собиралась покормить своего ребенка, подальше от дороги, и усадил на шерстяной плед, расстелив его прямо на мокрой земле. Потом вернулся к карете, достал кирку и принялся рыть могилку. Мария покачала головой:

– Мы не можем похоронить ее здесь. Нужен священник.

Антуан, стоявший чуть поодаль и наблюдавший за возницей, подошел к женщине: