– Кстати, а что случилось с тем непримиримым врагом разврата? – осведомился Бартоломью.

– Участь его весьма печальна. Беднягу убили в борделе, – с усмешкой сообщил Майкл. – Наверняка у многих шлюх в том борделе лица по его милости были подпорчены. И уж, конечно, твоя Джанетта из Линкольна на собственной шкуре познала суровость правосудия.

– Теперь понятно, почему она оставила Линкольн. Ведь, в отличие от тебя, далеко не все так хорошо осведомлены об особенностях тамошнего правосудия. Должно быть, она надеялась, что в другом городе никто не догадается о ее прошлом, – предположил Бартоломью.

– Значение подобных шрамов известно мне лишь потому, что я видел точно такие же на лице одной бродячей певицы из труппы ярмарочных лицедеев, – пояснил Майкл. – Я спросил, что за беда с ней стряслась, и она без утайки рассказала мне о линкольнском судье и о том, как он поступал с женщинами определенного ремесла.

Бартоломью недоверчиво поглядел на товарища. Ему трудно было представить, что бродячая певица пустилась в подобные откровенности с монахом-бенедиктинцем. Майкл заметил его взгляд и поспешил сменить тему разговора.

– Идем же, – сказал он, вскинув брови. – Мы хотели осмотреть траву под окнами Бакли.

Как и предполагал Бартоломью, они без труда обнаружили следы, свидетельствующие о том, что мебель из комнаты вице-канцлера была спущена в сад через окно. Трава была примята, и на земле виднелись колеи, оставленные колесами повозки. Хорошенько приглядевшись, Бартоломью заметил кое-что еще.

– Посмотри-ка, Майкл, – сказал он, поднимая небольшой камешек, перемазанный чем-то темным.

– Что это? – спросил Майкл, у которого коричневое пятно на камне не вызвало особого интереса.

– Похоже, кровь, – ответил Бартоломью.

Опустившись на корточки, он принялся внимательно осматривать траву. Кое-где виднелись зловещие бурые пятна. Выпрямившись, Бартоломью многозначительно поглядел на Майкла.

– Что ж, по крайней мере, теперь нам есть о чем сообщить канцлеру, – произнес тучный монах.

Сведения, добытые Бартоломью и Майклом, отнюдь не произвели на канцлера впечатления. Он с большой неохотой согласился выполнить их просьбу и дать своим клеркам поручение отыскать сбежавшего церковного служку. Рассказ Бартоломью о вчерашнем столкновении с обитателями грязного переулка канцлер выслушал с явным неудовольствием. Что же касается скрытой в кустах тропинки, соединяющей бедную улицу с церковным двором, то канцлер отверг саму возможность ее существования.

– Кто, по-вашему, протоптал эту тропу? – процедил он. – Сброд, который ютится в нищенских кварталах, не имеет привычки ходить в церковь.

Бартоломью хотел возразить, что тропа, вероятно, ведет через церковный двор к реке, однако счел за благо не усугублять недовольство.

– Гилберт испытал отравленное лезвие замка на крысе, – сообщил де Ветерсет. – Она сдохла через несколько мгновений. По моему распоряжению он ездил в доминиканский монастырь. Должен вам сообщить, что предположения ваши оказались справедливыми и наш покойник не принадлежал к братии этого монастыря. Приор лично прибыл сюда, дабы взглянуть на тело, и заявил, что никогда не видел этого человека.

Бартоломью отметил про себя, что канцлеру удалось узнать больше, нежели им с Майклом, и ощутил легкий укол вины. Ему оставалось лишь уповать на внезапное прозрение, благодаря которому разрозненные концы свяжутся воедино и он сможет вернуться к своей обычной деятельности.

– Каковы ваши дальнейшие намерения? – проронил де Ветерсет, взяв в руки исписанный лист пергамента и пробегая глазами по строчкам.

Бартоломью поднялся, чтобы идти. Канцлера явно не интересовало, как они поведут дознание, – его занимали лишь результаты. Майкл тем не менее не двинулся с места.

– Я хотел бы прочесть летопись, над которой работал покойный Николас, – заявил он.

Просьба эта моментально заставила канцлера насторожиться.

– Это еще зачем? – подозрительно осведомился он.

– Насколько я помню, в тот день, когда мы обнаружили в сундуке тело мертвого монаха, участь этой рукописи заботила вас куда больше, нежели участь всех прочих документов. Вполне резонно предположить, что неудачливого взломщика тоже прежде всего интересовала летопись Николаса. Возможно, он хотел ее похитить, возможно, только прочесть. Так или иначе, лишь ознакомившись с ней, я смогу понять, по какой причине эта рукопись подвигла неизвестного монаха на столь опасное предприятие, – пояснил Майкл, важно скрестив на груди пухлые руки.

– Что ж, будь по-вашему, – после недолгого колебания кивнул головой де Ветерсет. – До вечерней мессы рукопись будет в вашем распоряжении. Потом я намереваюсь отбыть по делам в Барнуэлльский монастырь и перед отъездом в обязательном порядке должен буду запереть рукопись в сундук.

Майкл склонил голову в знак благодарности, и канцлер провел их в небольшую комнату в церковной башне. Прежде чем отпереть сундук, он натянул на руки толстые кожаные перчатки, хотя все три замка, как отметил про себя Бартоломью, были новенькими и блестящими. Канцлер явно не относился к числу тех, кто склонен подвергать себя риску.

Когда де Ветерсет кончил возню с замками и выпрямился, Бартоломью увидал, что лицо его покрывают бисеринки пота.

– Пропитать ядом можно не только замки, – пробормотал он. – Кто знает, на какие мерзкие измышления способны преступники. Может, они спрыснут ядом циновки на полу и обрекут на смерть всякого, кто по ним ступает? А может, пропитают мышьяком документы?

Майкл, уже подошедший к сундуку, дабы извлечь книгу, занимавшую его воображение, опасливо отдернул руку. Канцлер криво усмехнулся и протянул ему перчатки.

– Я вернусь незадолго до начала вечерней мессы, – сообщил он. – После моего ухода непременно заприте дверь на засов. Никто, кроме вас, не должен входить в эту комнату. Если кто-нибудь постучит в дверь, скажите ему, чтоб убирался прочь.

Когда дверь за канцлером закрылась, Бартоломью задвинул тяжелый засов и прошелся по комнате взад-вперед. Майкл вытащил из сундука увесистую кипу страниц и положил ее на стол. К счастью, листы пергамента оказались толстыми, так что монах мог переворачивать их, не снимая перчаток.

– Слушай, а ты не мог бы попросить у епископа запасной комплект ключей? – неожиданно сказал Бартоломью.

– Конечно, я могу обратиться к нему с подобной просьбой. Но зачем тебе ключи? – с недоумением глядя на товарища, спросил Майкл.

– Нам следует проверить, подходят ли они к старым замкам. Если нам не удастся отпереть ключами епископа отравленный замок, значит, кто-то подменил не только замок, но и ключ в связке де Ветерсета. Канцлер утверждает, что никогда не расстается с ключами. Следовательно, подмена – дело рук Бакли, единственного человека, которому он их доверял. Открывая замки, Бакли мог незаметно заменить один ключ на другой. Если же ключи епископа подойдут к отравленному замку, мы можем сделать два предположения. Согласно одному из них, неизвестный злоумышленник пропитал ядом лезвие замка накануне гибели монаха. Согласно второму, отравленное лезвие находилось в замке с того момента, как его навесили на сундук, но по счастливой случайности до сих пор никому не причиняло вреда.