А душа зависла над кроватью, стараясь отцепить от себя призрачные старческие лапки.

Вот оно, истинное значение выражения «тело предало»! Хорошо ему без меня, а? Хоть бы попыталось помочь, хоть как-нибудь! Я-то думала, мы команда!

Обидно-то как!

Так обидно, что теперь уж и вовсе не страшно.

Я и сама не поняла, как зашипела, и как ударила старичка… чем-то. Его аж в стенку отшвырнуло. А меня отдачей обратно.

…этот сон, кажется, тоже был кошмаром. Но когда я спустила пятки на могильно-холодный пол, я помнила его весь, до последней морщинки на искривленном личике «доброго» лесного дедушки.

Я потерла локоть.

За окном занялся рассвет.

На столе стояла банка. Я подошла, но не коснулась зеленого бутылочного стекла. Мое внимание привлекли сверкающие на солнце осколки, которые сияли себе в мусорном ведре, куда их аккуратно замела Бонни.

Вчера ей очень быстро надоели мои попытки склеить разбитое, и она отобрала у меня их, не успела я и протестующе пискнуть.

Я присела на корточки и сунула руку в ведро.

Оглянулась на свою кровать — нет, мое тело здесь, а не там, не спит, бездушное; еще раз внимательно оглядела комнату и пришла к выводу, что если Жешек не спрятался куда-нибудь в гардероб или под кровать, то вряд ли он здесь остался.

Вряд ли он вообще здесь был, если уж на то пошло.

Я даже ущипнула себя, чтобы удостовериться, что это не очередной виток сна. Я не была уверена в собственной реальности. Щипок не сработал. Мир все еще казался не надежнее перистого облака, плывущего высоко-высоко в небе.

Не знаю, как долго я так сидела, рассматривая бликующие на стекле солнечные лучи.

Потом я протянула руку, взяла длинный треугольный осколок.

И сжала.

Похожее чувство, наверное, двигало Спящей Красавицей, когда та тянулась пальчиком к заклятому веретену; только, в отличие от нее, когда пришла боль, я наконец-то почувствовала, что сон, этот бесконечный сон-во-сне, кошмар-в-кошмаре, точно кончился.

Я осторожно встала, стараясь не запачкать подол ночнушки в красном, аккуратно положила осколок на стол рядом с банкой, облегченно выдохнула… а потом посмотрела на располосованную ладонь, с которой текла алая кровь, и сделала самое логичное, что только могла сделать.

Заорала.

Кто бы мог подумать, что Бонни так хороша в перевязке. И что может своими тоненькими ручками-спичками без сомнений рвануть простыню.

Перепугалась она куда больше меня, кстати. Пока заматывала каким-то хитрющим способом мою руку, тряслась вся, быстро-быстро моргала опухшими со сна глазами. Принюхивалась.

— Не могу понять, — наконец сказала она, — зачем ты за эту гадость схватилась.

Осколок она осмотрела и так и сяк, чуть ли не облизала, но руками не притронулась.

— Просто, знаешь, — я развела руками, — просто.

Бонни потянулась было смахнуть заляпаное стекло со стола прям в ведро, но отдернула руку.

— Убери. И спрячь. Нечего своей кровью разбрасываться, — хмуро сказала она, — я к этой гадости не прикоснусь.

Я качнула головой.

— Ты другую принесла. Что это за монеты, Бонни?

— Монеты? А-а-а, ты про ту банку, которую мне передал Хозяин Леса? Ну, он попросил передать из рук в руки, а я была немного обижена и просто послала Каркару. Еще раз извини за окно.

Я пожала плечами: комната была наша общая, если бы я была обижена, просто заставила бы Бонни объясняться с комендантшей. Но я уже решила, что легче и проще просто закрыть ей глаза на любые окна, взрывы и странный шум в нашей комнаты драгоценным блеском дюжины оставшихся у меня камешков.

Я не видела причин, по которым эта идея могла бы не сработать, поэтому разбитое окно волновало меня лишь лишними сквозняками.

А вот монеты…

Я достала одну здоровой левой рукой, еще раз внимательно рассмотрела. Нет, не показалось. Позеленевшая от времени, слишком холодная на ощупь, я сжала ее в кулаке, но она отказывалась греться.

— То есть хочешь сказать, что это просто медные монеты, да? Ты посмотри, таких уже лет сто не чеканят?

— А чем еще это может быть? Дурацкая шутка лесного духа, вот и все. Откуда ты знаешь, может их в каком-нибудь вольном городе штампуют, — передернула плечами Бонни.

Она уже собралась — она всегда необыкновенно быстро собиралась, это я уже заметила. Думаю, ей хватило бы времени, за которое догорает спичка, чтобы накинуть платье, замотать волосы в эту свою неизменную гульку и плеснуть водой в лицо.

Но не зашнуровать ботинки, которые она почему-то носила вместо форменных туфель. Они были жутко разношены и явно ей великоваты, ее худые икры болтались в широких голенищах, как чайная ложка в стакане. Завязывание шнурков отнимало у нее чуть ли не полчаса утреннего времени, а все потому, что те ошибок не прощали, и рвались, стоило потянуть за них чуть сильнее, чем очень-очень слабо. После чего Бонни завязывала еще один узелок и начинала заново…

Возможно, это была своего рода медитация.

Бонни села на стул и принялась за шнурки.

Я еще немного подумала. За это время я успела умыться, одеться и даже втиснуть ноги в туфли, которые мне, кстати, как раз были маловаты.

Но сколько я не напрягала память, такого рисунка на монетах не могла припомнить, а ведь через мои руки каких только не проходило.

В детстве я вечно таскала у папеньки мелкие монетки, копила… Господи, на что же я копила? На что-то большое, розовое и прекрасное, наверное. Я тогда очень любила розовое. Пока мне не сказали, что рыжий цвет волос с розовым плохо сочетается.

С потом я полюбила зеленый, но он не сочетался с моим цветом лица… в общем, таких монет я не помнила, хоть убей.

— Нет, точно не чеканят, — сказала я.

— Ты все еще об этом? — закатила глаза Бонни, — Ну сколько можно! Ну и что, что не чеканят?

— Просто… — я вздохнула, — у меня лет десять назад умер дядюшка со стороны матери, и я была на похоронах, и клала монетки на его глаза… ну, невинное дитя, все такое…

— Это уже лет пять как ересь. — Резко сказала Бонни.

— Я еще в Академии ведьм на Церковь не оглядывалась, — скривилась я.

Мне нравятся церкви как место и в Бога я верю всей душой, но вот Церковь как институт мне не нравится. Мало кому нравятся учреждения, которые забирают у тебя пять процентов с дохода ежегодно.

— Ну и?

— Мне кажется, это они. — сказала я, потому что просто не могла не поделиться грызущими мою дуду сомнениями.

Бонни фыркнула.

— И сколько могил нужно было разорить Хозяину Леса, чтобы преподнести тебе этот подарок? Ты слишком много о себе думаешь. Эти люди не такие, как у тебя дома. Не будут бегать за тобой только потому, что ты наследница состояния Дезовски.