– Пройдешь терапию – восстановишься.

– Какая же ты языкастая!

Она дернулась, но его хватка по-прежнему была медвежьей. Правда, сердиться Рите уже не хотелось.

– Искусительница, – прошептал он ей в шею. – Съесть бы тебя целиком. Проглотить.

– Чтобы я у тебя в животе жила? Ясно.

– И никому больше не доставалась. Никому, – повторил он.

– Вот-вот, все заканчивается обычной азиатчиной. Ты моя, я тэбя никому не отдам. А если посмотришь в сторону, я тэбя зарэжу. В твоем случае – проглочу.

– Но это правда: я бы хотел, чтобы ты была только моей.

– Даже не сомневаюсь.

– Это правда, правда, правда, – настойчиво повторил он.

– Ну все, все, отпусти. – Она властно хлопнула его по плечам, и он послушался. – И заметь, дорогой Марк, я ничего не прошу у тебя взамен, – очень убедительно сказала Рита. – Абсолютно. И не попрошу, даю слово. Я пришла к тебе после долгого рабочего дня, потому что ты сходил с ума от желания. Но и мне тоже, как кошке, было любопытно ступить на твою территорию, все обнюхать и потереться о тебя, если ты мне понравишься.

– А я понравился тебе?

– Мы тремся друг о друга уже часов пять. Я очень рада, что мы оказались вместе. Это – честно.

Деревянко просиял.

– Тогда я счастлив.

Он положил руки на ее плечи, и шелковый халат сам стек с них, упал к ногам. Только сейчас Рита увидела, что они отражаются в большом зеркале – оба. Она – нагая, желанная, само совершенство, и ее именитый кавалер в расписном шелковом халате. Сколько же было этих зеркал, в которых она отражалась нагой? Много, очень много. Она хорошо помнила день в родительском доме, когда впервые, раздевшись, взглянула на себя как на взрослую девушку. Потом было зеркало в комнате Андрея Батюшкова по кличке Лось, – в нем она тоже красовалась, когда родителей ее друга не было дома, даже танцевала, а он, юный, сильный, лежал обнаженным на кровати, с восхищением смотрел на нее и, кажется, не верил, какая принцесса ему досталась. Было зеркало в номере проклятого Гарика, в гостинице «Метрополь», гори она огнем, где ее приняли за проститутку. В том она уже была настоящей женщиной, узнавшей, что такое любовь и неутолимое влечение, когда каждый раз хотелось большего, насытиться невозможно. Гарик постарался. Именно с ним она стала женщиной, готовой идти все дальше по этому бесконечному лабиринту плотской любви, открывать все новые двери. Были другие волшебные и манящие зеркала, в которых она видела себя.

На этот раз Деревянко обнял ее с нежностью, закрыл своими огромными руками ее налитую грудь, нежно сжал ее, бережно прихватил пальцами соски, поцеловал в шею. Рита откинула голову назад и закрыла глаза. Неужели ей придется сегодня или завтра возвращаться к Вершинину, под неусыпное око? – думала она. Господи, как этого не хотелось!

– Ладно, мой Орфей, идем в постельку, – сказала Рита, взяла кавалера за руку и повела его, послушного, как теленка, на любовное ложе.

И все-таки, была уверена Рита, с виагрой он переборщил. Это была точно не одна доза и даже не две. Возможно, он пил ее через каждые два часа, потому что их любовные схватки продолжались и ночью.

– Ты не боишься, что у тебя сердце откажет? – спросила она. – Не юнец уже. Я же вижу, ты подготовился так, будто у тебя впереди Ватерлоо и на карту поставлена судьба империи.

Деревянко польщенно хохотнул.

– Умереть в объятиях такой женщины, как ты, мечта любого настоящего мужчины.

– Ну уж в этом звании тебе не откажешь, – честно призналась она.

Тем не менее Рите приходилось искать все новые постельные сюжеты, чтобы всякий раз быть неожиданно новой. У каждой игры свои правила. Хочешь выиграть – умей ими пользоваться. В новизне, а не только в опыте – залог успеха. В перерывах они пили шампанское под икру, и Деревянко пел. Аккомпанировал ему небольшой музыкальный центр размером с крупный баклажан, в динамике которого звучали знаменитые минусовки. И как старательно пел ее дорогой Марк Анатольевич, с какой душой! Со всей, отпущенной ему богом. Назвали же Орфеем – вот и выкладывайся на всю катушку.

Утром Риту разбудил звонок – это был Вершинин.

– Боже, – только пробормотала она, увидев на дисплее его самодовольную физиономию. – Только тебя мне и не хватало…

Деревянко мирно похрапывал. Хорошо поставленный баритон, отточенный десятилетиями, даже храп знаменитого певца превращался в произведение искусства. Рита быстро сбросила ноги с кровати, встала и ушла в другую комнату.

– Алло, – полумертвым голосом произнесла она.

– Доброе утро, милая, – холодно поздоровался Лев Витальевич. – Ты все свои контрольные сделала?

– У тебя совести нет, – на полном серьезе сказала Рита. – Мы всю ночь готовились, только под утро легли. И вот теперь – ты звонишь. Хотя бы до полудня дал поспать. Только о себе думаешь.

– Ну извини. Хочу узнать, как ты и когда приедешь? Может, заехать за тобой? Отоспишься здесь, дома.

«Дома!» – про себя усмехнулась она. Когда ему надо – найдет слова.

– Нет, я сейчас никуда не поеду, потому что хочу спать и останусь у своей подруги. А когда мы проснемся, то будем доделывать то, что вчера не успели. Это ясно?

– И на сколько ты там хочешь застрять?

– На весь день.

– Еще на день?! – с резким смешком выпалил Вершинин.

– Да, еще на день. А может быть, и на ночь. Я пока не знаю. – Ее голос стал сам собой повышаться. – Ты, вообще, зачем это со мной вытворяешь? Пытаешь меня? Такие звонки выбивают из колеи – разве непонятно? – Риту обуревала искренняя злость. – Ты хочешь, чтобы у меня глаз задергался, как у Жанны Елецкой? Или сразу оба? Хочешь, чтобы я заикой стала после твоих звонков? Чего ты добиваешься, Лев?

Тут она уже говорила от всей души и так громко, что на пороге появился голый Деревянко. Широко зевая и еще плохо соображая, что к чему, он спросил:

– Да что ж ты так раскричалась, милая? С Москвой говоришь? Лучше по телефону…

Это была старая избитая шутка, но мужской голос ножом в сердце ударил Вершинина.

– Кто это был?! – возопил он. – Я слышал мужской голос! Кто это?! Рита?!

У нее даже в глазах потемнело от того, как по-идиотски складывается эта партия. Сделав страшное лицо, она погрозила Деревянко кулаком и тотчас выпалила:

– Простите, Иван Иванович, что разбудила. Это мне позвонили. Очень важно. А я вышла с телефоном, чтобы Наташу не разбудить.

Деревянко наконец-то проснулся, понимающе кивнул и отступил в спальню. Рита, то бледнея, то краснея от гнева, приложила