– Мне казалось, что есть общежития для девушек, которые работают, что им тоже как-то помогают, – неуверенно заметила миссис Керю тоном, которого от нее никто не ожидал бы услышать.

– Да, общежития существуют. Вам доводилось когда-нибудь заглянуть в одно из них?

– Нет, но мне случалось жертвовать на них деньги, – виновато проговорила миссис Керю, словно извиняясь за что-то.

Сэди усмехнулась.

– Да, я знаю. Немало достойных женщин щедро жертвуют на эти заведения, хотя сами никогда их не посещают. Пожалуйста, не воспринимайте мои слова так, словно я этого не одобряю. Нет, наоборот, это дело очень хорошее. В конце концов, не так много мест, где что-то делают и предоставляется какая-то помощь. Но это капля в море по сравнению с тем, что на самом деле нужно. Я в свое время пыталась поселиться в подобном общежитии. Но там царила такая атмосфера, что… То есть у меня было ощущение, будто… Впрочем, зачем я вам рассказываю? Возможно, не все общежития такие, каким было то. А может, я сама какая-то не такая. Если бы даже я попыталась вам объяснить, вы вряд ли смогли бы понять. Чтобы понять, надо пожить тамошней жизнью. А вы сами говорите, что даже туда не заглядывали. И все же я иногда удивляюсь, почему все эти славные, щедрые женщины не хотят проявить немного интереса к делу предотвращения того, что потом заставляет их вкладывать столько сил и средств в дело спасения… Вот и все. Я не собиралась произносить всю эту тираду. Но вы спросили – вот я и ответила вам.

– Да, конечно, я сама спросила, – сдавленным голосом подтвердила миссис Керю, отводя глаза.

Не только от Сэди Дин, но также и от Джеми миссис Керю узнавала такое, чего не знала раньше.

Джеми теперь наведывался довольно часто. Поллианна всегда бывала рада его посещениям, и ему тоже было приятно увидеться с девочкой. Сначала, правда, он проявлял стеснительность. Но потом убедил себя, что приходить в гости к Поллианне – это отнюдь не то же самое, что переехать к миссис Керю.

Миссис Керю часто видела Джеми и Поллианну в библиотеке склоненными над книгой. Они обычно устраивались на диване у окна, а пустое инвалидное кресло стояло рядом. Однажды, она услышала, как Джеми признался Поллианне, что его бы так не угнетало его положение калеки, если бы он имел столько книг, сколько у миссис Керю. Ну, а уж если бы он обладал и книгами и здоровыми ногами, то, наверное, летал бы от счастья. Часто мальчик что-то увлеченно рассказывал Поллианне, а та слушала его, широко раскрыв глаза.

Поначалу миссис Керю удивляло такое восхищенное внимание Поллианны. Однажды она сама остановились и прислушалась к рассказу. С тех пор она уже не удивлялась, а всегда останавливалась и прислушивалась. Язык мальчика, не всегда правильный, но чрезвычайно выразительный, настолько поражал исключительной эмоциональностью и образностью, что вскоре миссис Керю уже садилась рядом с Поллианной, чтобы отправиться в сказочное путешествие по Золотому Веку, следуя за мальчиком с сияющим взглядом.

Миссис Керю начинала смутно осознавать, как тяжело, находясь мыслями и сердцем в мире славных подвигов и удивительных приключений, физически оставаться калекой в инвалидном кресле. Но она еще не осознавала, какую роль начинает играть этот мальчик-инвалид в ее собственной жизни. Не осознавала, насколько привычным и необходимым становится его присутствие в доме, как усердно пытается она теперь найти что-нибудь новое, чтобы «показать Джеми». Она не осознавала того, как с каждым днем этот мальчик все более представляется ей похожим на того самого пропавшего Джеми, сына ее покойной сестры.

Когда прошли февраль, март и апрель и наступил май, предельно приблизив отъезд Поллианны домой, миссис Керю вдруг поняла, что будет означать для нее этот отъезд.

Она была удивлена и напугана. Еще не так давно миссис Керю казалось, что она с нетерпением ждет отъезда девочки. Она говорила себе, что тогда в доме, наконец, снова воцарятся тишина и покой, слепящее солнце не будет больше проникать за тяжелые шторы. Она сможет снова спрятаться от назойливого шумного мира. Опять она обратит тоскующее сердце к столь дорогим ей воспоминаниям об утраченном маленьком мальчике, который ушел куда-то в бесконечность и закрыл за собой дверь. Она верила, что все вернется на свои места, как только Поллианна уедет домой.

Но теперь, когда Поллианна действительно готовилась к отъезду, положение вещей представлялось миссис Керю совершенно иначе. Дом, лишенный ослепительного солнечного света, показался бы ей теперь невыносимо мрачным, а столь желанные «мир и покой» грозили ощущением нестерпимого одиночества. Что же касается возможности спрятаться от назойливого шумного мира и обратить тоскующее сердце к милым воспоминаниям о маленьком мальчике… для этого понадобилось бы стереть из памяти свежие воспоминания о другом Джеми (который тем более мог оказаться тем самым Джеми, ее Джеми) с полными страдания умоляющими глазами.

Теперь миссис Керю вполне осознавала, что если без Поллианны ее дом опустеет, то без этого мальчика, без Джеми, станет и того хуже. Осознание этого отнюдь не тешило ее гордость. Дерзкий мальчишка уже дважды отверг ее предложение о переезде. Внутренняя борьба, развернувшаяся в сердце миссис Керю в последние дни пребывания Поллианны в Бостоне, была жестокой, но гордость всегда брала верх. Когда же Джеми прибыл на Коммонвелт-авеню, чтобы попрощаться с Поллианной, миссис Керю подчинилась велению сердца и вновь предложила Джеми переехать к ней, чтобы стать для нее тем Джеми, которого она когда-то потеряла.

Потом она уже не могла вспомнить, в каких именно выражениях высказала свое предложение. Но ей никогда не забыть слов, что она услышала в ответ. Их и было-то всего шесть коротких слов.

Одну минуту, которая показалась миссис Керю невыносимо долгой, мальчик внимательно смотрел ей в лицо. Его собственное лицо преобразилось, а глаза вспыхнули светом, когда он произнес со вздохом:

– Да! Ведь вы теперь… из любви!

Поскольку дата прибытия Поллианны в Белдингсвилль была известна немногим, городок не встречал ее с транспарантами и духовым оркестром. По крайней мере не в буквальном смысле. Тем не менее, недостатка в радостных возгласах и жарких объятиях не было с того самого момента, когда девочка вышла из вагона вместе со своей тетей Полли и своим дядей доктором Чилтоном. Кроме того, Поллианна, не теряя времени, начала наносить визиты своим старым друзьям. В первые несколько дней после приезда Поллианны никто, по образному утверждению Нэнси, «не смог бы указать на нее пальцем, потому что где палец остановился, там ее уж и нет».

И куда бы она ни пришла, ее всюду встречали вопросом: «Ну, как тебе понравился Бостон?» И, пожалуй, никому она не ответила на этот вопрос так подробно, как мистеру Пендлтону. Как и в прочих случаях, когда ее спрашивали о Бостоне, она очень сосредоточилась и лишь тогда произнесла: