Стоп! Маша говорила, что Стасик бросил ее ради девушки намного его старше. И мы с Ириной высказали предположение, что этой девушкой может быть Наталья Валерьевна Аленина. Предположение подтвердилось тем, что Аленина сняла квартиру в доме номер семнадцать по Чоботовской улице, куда захаживает Ярошевич. Отобрав у дочери любимого человека, она, в глазах Маши, совершила предательство по отношению к ней. Поэтому Маша и ненавидит мать.

Все это надо еще раз проверить. Но как?

Я выглянул в окно. Мужчин в оранжевых жилетах, появившихся через пару часов после нашего разговора с подполковником Попенченко, уже не было. Значит, люди Попенченко, так натурально исполнившие роль рабочих, пулю, отскочившую от двери подъезда, все же отыскали. Для всех остальных жителей нашего дома люди в оранжевых жилетах занимались благоустройством двора.

И правда, двор наш теперь просто сиял чистотой. Ни валяющихся пивных банок, ни конфетных фантиков, ни единого окурка! Заборчик вдоль тротуара, входная дверь подъезда и даже лавочка возле тополя были аккуратно подправлены и выкрашены, а сбоку от лавочки появилась новенькая металлическая урна в виде симпатичного пингвина с раскрытым клювом. Словом, двор стал просто показательным! У всех, кто заходил в наш подъезд или выходил из него, светлели лица при взгляде на наш преобразившийся небольшой и уютный дворик.

– Ирина, ты где?

– Я с отцом.

– А где сейчас Маша?

– Ну… недалеко. А что?

– Устрой мне встречу с ней. Нужно поговорить.

В моем голосе отсутствуют просительные интонации и слова звучат как приказ. А это в обращении с Ириной непозволительно и чревато непредсказуемыми последствиями.

Телефон какое-то время молчит. Затем я слышу голос Ирины:

– Как ты себе это представляешь?

– Ну, так… Случайно как бы, – говорю я мягко и по возможности душевно. – Ты меня познакомишь, ну, а там я сам как-нибудь вывернусь. И врать даже ничего не нужно будет. Представишь меня как телевизионного журналиста, занятого расследованием дела об убийстве Лисянского.

– Хорошо, постараюсь. – Голос Ирины задумчив. Наверное, она соображает, как лучше всего обставить мою случайную встречу с Машей. – Новости какие-нибудь есть? – спрашивает она после недолгого молчания.

– Есть, – говорю я. Конечно, знать о том, что этой ночью в меня стреляли, ей совсем необязательно. Поэтому я лишь добавляю: – Товарищи офицеры из Главного следственного управления Следственного комитета запретили мне заниматься делом об убийстве продюсера Лисянского.

– А они разве могут тебе что-то запрещать или разрешать? – Ирина, похоже, возмущена. – У тебя имеется свое начальство, которое, как ты мне говорил, дало тебе «добро» на расследование этого дела.

– Запрещать что-либо или разрешать они, конечно, мне не могут, – говорю я. – Но вот надавить на моего шефа с тем, чтобы он мне запретил расследовать дело Лисянского дальше, могут вполне…

– А как они вообще узнали, что ты ведешь расследование? – помолчав, спрашивает Ирина.

– Они тоже следят за Алениной. Вот и увидели нас с тобой вчера возле дома, где она снимает квартиру, – отвечаю я. – Кстати, подозрение с твоего отца снято, и он теперь может спокойно работать. В общем, поставленная тобой задача отвести подозрения от твоего отца в убийстве продюсера Марка Лисянского выполнена.

– Спасибо, конечно, но…

– Всегда пожалуйста, сударыня, – произношу я, не дав ей договорить. – Приходите еще, и я заверяю вас, что, находясь в крайнем к вам почтении и неизбывном благоговейном почитании и любви, и впредь приложу все усилия, дабы оградить вас от всякого рода…

– И что, это все? – спрашивает Ирина разочарованно, теперь уже не дав мне завершить свою столь напыщенную тираду. – Дальше мы этим делом не занимаемся, что ли?

Я нарочно молчу. Выдерживаю паузу, так сказать, драматизирую.

– Зачем тогда тебе нужна встреча с Машей?!

В голосе Ирины слышится явное недовольство. Даже разочарование. Плохо же она еще меня знает…

– А зачем тогда ты спрашиваешь меня, занимаемся мы этим делом или не занимаемся, если я прошу тебя устроить мне встречу с Машей? – вполне резонно заявляю я.

– Действительно, – хмыкает она довольно и добавляет: – Я все поняла. Прости…

– Прощаю, – высокомерно произношу я и горделиво вскидываю голову, чего Ирина, конечно, видеть не может. А еще я выставляю одну ногу вперед и приосаниваюсь. Получилось очень картинно. Ну да ладно!

– Ты там не очень-то гордись собой, – снова хмыкает Ирина, почувствовав, видимо, что я совершаю возле трубки какие-то телодвижения. – Хорошо, – говорит она, – я что-нибудь придумаю. Будь на связи…

– Ты можешь через час быть в Александровском саду?

– Постараюсь…

– Ты не постарайся, а будь обязательно…

– И где там встретимся?

– Давай у «Итальянского грота».

– Понял.

– Все, до встречи.

Такой вот коротенький разговор случился у меня с Ириной через пару часов после того, как я попросил ее устроить мне встречу с Машей.

Я успел. Ирину и Машу я увидел прямо у колонн грота.

– Познакомьтесь, – сказала Ирина, как только я подошел и поздоровался: – Аристарх Русаков, телерепортер. Он ведет журналистское расследование убийства продюсера Лисянского. А это, – Ирина повернулась в сторону девушки, – Маша.

Она хотела, очевидно, добавить «дочь актрисы Натальи Алениной», но промолчала. И правильно сделала. К чему весь этот официоз?

– Очень приятно, – сказал я, вглядываясь в несколько полноватое лицо девушки.

– Вы что-то хотели узнать у меня? – спросила Маша, облегчив мне задачу и лишив тем самым заботы вести пустой разговор.

– Да, хотел, – признался я.

– Ну, тогда спрашивайте, – предложила Маша, и лицо ее потемнело.

– Скажите, а вот на той перечеркнутой фломастером фотографии, что висит на стене вашей комнаты, изображен актер Стасик Яроше… – начал было я, но девушка быстро перебила меня:

– Она уже не висит.

Фраза была сказана резко, но я принял эту резкость не на свой счет, а на счет Стасика Ярошевича. Поэтому тотчас задал следующий вопрос:

– Когда мы с Ириной приходили к вам, почему вы к нам не вышли?

– Так вы же приходили не ко мне, – резонно заметила Маша, пожав плечами.

– Верно, – согласился я. – А вы помните, чем вы занимались в тот вечер, когда убили продюсера Лисянского?

– Помню, – ответила Маша. – Я была в своей комнате.

– А Наталья Валерьевна… Она чем была занята? – спросил я осторожно.

– Она была в гостиной, – сказала Маша.