(2005; рус. изд. 2011), даже предположил, что Аттила мог быть германцем по происхождению.

Сами гунны ничего не могли поведать об Аттиле, о себе. Традиционно считается, что у них не было письменности. «Писцами Аттилы были не гунны, а римляне», – подчеркивал американский историк австрийского происхождения Отто Менхен-Хельфен, автор «Истории и культуры гуннов» (1973; рус. изд. 2014). Историю великого переселения гуннов в Европу донесли до нас авторы, не скрывавшие своей ненависти к ним.

Автор готской истории, «Гетики», Иордан особенно презрительно отозвался о гуннах, нагонявших на врагов «величайший ужас своим страшным видом» («Гетика», 127). Иордан лишил гуннов даже человеческого облика, написав, что у них не лицо, а «безобразный комок с дырами вместо глаз» («Гетика», 127).

Встреча папы Льва с Аттилой.

Фреска Рафаэля в Ватикане. 1514 г.

Один из самых авторитетных античных историков, грек Аммиан Марцеллин, долго живший в Риме и, по-видимому, никогда не видевший гуннов, тоже не жалел черной краски для их личин: «Они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо отесанным наподобие человека чурбанам, которые ставятся на краях мостов» («Деяния», XXXI, 2).

Давно установлено, что некоторые злобные пассажи о гуннах Аммиан Марцеллин «списывал» из сочинений других авторов, и это характеристики варваров вообще, «нелюдей», живших за пределами цивилизованного мира.

Например, Аммиан Марцеллин пишет, что гунны «день и ночь проводят […] на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны» (XXXI, 2). Ровно за три с половиной века до него римский историк Помпей Трог написал почти то же самое о парфянах: «Все время они проводят на своих конях. Верхом они воюют, участвуют в пиршествах; все, что они ни делают, сами по себе или в обществе других, делают на конях». Менхен-Хельфен, комментируя этот пассаж, заметил: «Аммиан понял Трога совершенно буквально. “Все время” (omni tempore) он переделал в “день и ночь” (pernox et perdui), и потому гунны в его описании даже спят на лошадях».

По словам Аммиана, гунны питались лишь полусырым мясом, не умея его приготовить. Они клали его «на спины коней под свои бедра» и давали «немного попреть» (XXXI, 2). В этом обвиняли когда-то и германцев. Археологи, однако, заметят, что в захоронениях гуннов регулярно находят медные котлы, а значит, они умели готовить. В котлах они как раз и варили мясо.

Их образ жизни заметно отличался от сатирических зарисовок античных историографов. По Аммиану, гунны вели жизнь, достойную царства Пана: «Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далеких от обычного окружения людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша» (XXXI, 2).

Несколько десятилетий спустя византиец Приск, побывавший в резиденции Аттилы с дипломатической миссией, был изумлен, увидев, что гунны живут селениями, и в их домах, пусть и не везде, имеются даже купальни. Одно из таких селений было «подобно обширнейшему городу» (Иордан, «Гетика», 178).

В резиденции Аттилы в 448 г. не было и дикарской вольницы. У него имелась своя канцелярия; она вела дипломатическую переписку с обеими имперскими столицами – Римом и Константинополем. В канцелярии был налажен строгий учет и контроль. Письмоводителями Аттилы, сообщает Менхен-Хельфен, были «галл Констанций, итальянец, носивший такое же имя, паннониец Орест и Рустиций из Верхней Мезии». Писцы, например, составляли подробные списки всех гуннских воинов, которые осмелились перебежать на сторону римлян.

По сути, гунны находились на той же ступени развития, что и ахейские греки, напавшие на «культурную столицу» Анатолии во II тыс. до н. э. – Трою и разграбившие ее, а сам Аттила – если и не гуннский Ахиллес, то уж точно страшный в гневе Аякс.

Сегодня историки сходятся в том, что гунны были кем-то вроде сухопутных пиратов. Они нападали на города и страны, требуя «деньги и еще раз деньги» (П. Хизер). «Их руки ужасны, – писал римский поэт Сидоний Аполлинарий (V в.). – Своим оружием они рассылают неизбежную смерть; в своей преступной ярости никогда не промахиваются».

В каком-то смысле римляне сами накликали на себя беду. В позднем Риме один узурпатор сменял другого, одна гражданская война следовала за другой. В этой великой смуте, охватившей империю, было чем поживиться и пришлецам вроде гуннов. Тот же Аммиан Марцеллин, хорошо сознавая это, прибег к такому сравнению: варвары ведут себя, «как дикие звери, привыкшие нападать на стада из-за небрежности пастухов» (XVI, 5).

Поначалу, впрочем, гунны были не так смелы, как представляется нам теперь. До Аттилы они мало чем отличались от других варваров. Разбойники по своей натуре, они легко становились и наемниками – лишь бы добыча была их.

В 424 г. гунны-наемники воевали в Северной Африке на стороне Иоанна Узурпатора, провозгласившего себя римским императором. Год спустя гуннская конница под началом Флавия Аэция, который со временем станет «последним из римлян», последним крупным римским полководцем, сражалась с восточноримскими войсками. По преданию гуннский царь Руга привел под знамена Аэция 60 тысяч наемников.

Появление этой огромной армии предваряло последний выход гуннов на историческую сцену. Если прежде они стращали племена за пределами Римской державы или доблестно служили ей, то в 434–453 гг. сами взялись решать ее судьбу. Теперь Римская держава была не громадной горой вдалеке, которую не сломить, теперь она была россыпью драгоценных городов на пути гуннской конницы. Их можно было штурмовать или…

Смена парадигмы связана с фигурой Аттилы. «Он сокрушил почти всю Европу, оставив после себя лишь руины» – таков был неизменный приговор историков той эпохе и ее протагонисту, царю гуннов.

Готский историк Иордан назвал Аттилу «ужасом всех стран» («Гетика», 183). Его «приплюснутый нос» и «отвратительный цвет» кожи производили самое неприятное впечатление.

У страха перед Аттилой глаза и впрямь были велики. В описаниях гуннов, оставленных современниками (а тем более поздними авторами), вымысел, однажды навеянный ужасом, преобладал над фактами. Аттилу описывали как жестокого зверя (в лучшем случае – как пьяницу и сумасброда).

Когда же рассказчики обращались к высшему смыслу, проступающему сквозь ткань мировой истории, он был «бичом Божьим». Он послан был в этот мир, чтобы наказать людей за грехи. Его появление было карой Господней, его уход – милостью Божьей. Войско гуннов, ведомое Аттилой, словно огромный бич, заносилось над миром, грозя нанести удар, – по велению Бога, мнилось в страхе многим.

Все это, полагают некоторые современные историки, далеко от действительности.

Начнем с того, что империя Аттилы, якобы простиравшаяся от