– Пошел вон! – Я не двигаюсь с места, и даже руки, хоть и дрожат, но все еще находятся в районе груди, но голос не подводит – два слова прозвучали уверенно.

– Лиза, ты неправильно реагируешь на мои слова, мне всего лишь хочется быть с тобой честным. Я люблю твою маму, она очень хороша в постели, да и хозяйка отличная. Женщина, страдавшая от недостатка нежности и заботы в первом браке, готова ради банального внимания, тепла и ласки носить нового избранника на руках. Твой отец хорошо поработал над нервной системой твоей матери, так что мне грех жаловаться – она идеальная жена, не побоюсь этого слова. Но мне никогда не насытиться одной женщиной, так уж я устроен. – Марк делает шаг ко мне – я от него и тут же натыкаюсь на стену.

– Ты больной или как? – Сердце вот-вот выскочит, но я не боюсь этого слизняка, я слишком зла, чтобы реально оценить ситуацию. – Ты вообще понимаешь, что уже сегодня я обо всем расскажу маме и она тебя выставит за дверь нашего дома в три секунды?

Смешок.

– Лиза, ты себя слышишь? Ты психически нестабильный подросток с нереальным количеством проблем, практически социопат. Я – любимый мужчина твоей мамы, по совместительству уважаемый в медицинских кругах доктор. Как думаешь, кому твоя мать поверит, если придется выбирать? Я бы не рекомендовал тебе ставить ее перед таким выбором, у вас с ней и без того сложные взаимоотношения. Так что – цепочку или пеньюар?

– Отвали от меня, урод! И вываливайся из моей комнаты!

Злость делает меня бесстрашной, и я буквально выталкиваю Марка из комнаты, хотя даже притрагиваться к его спине мне до ужаса противно. Он не сопротивляется, а только противно смеется.

– Ладно, как скажешь. Но, милая Елизавета, рано или поздно я тебя трахну.

Захлопываю дверь так, что, скорее всего, это услышали и на соседней улице. Несколько долгих минут продолжаю стоять в ступоре. Руки болтаются по швам, как сосиски, а веки забыли, что нужно моргать.

Поднимаю голову к потолку, представляя, что общаюсь напрямую с богом, ну, или кто там правит бал. «Какого черта?! – молча и отчаянно задаю этот вопрос самой себе. – Ну почему больной на голову педофил должен был стать именно моим отчимом?! У вас там что, чернила для писания моей жизни тоже только черных оттенков?»

Так состоялось мое тесное знакомство с «отчимом». Маме я об этом ничего не сказала, смысл? Марк прав, она мне все равно не поверит. Но после этого случая находиться в доме я старалась, только когда дома были либо Клавдия, либо мама. Марк незаметно продолжал терроризировать меня своими многозначительными взглядами, брошенными невзначай фразами конкретного содержания, иногда позволял себе случайные прикосновения – в одно время со мной схватиться за чайник либо заглянуть в холодильник, в который нырнула я, не забыв накрыть мою ладонь своей, но ничего более. Глядя на сверкающие глаза мамы (хоть я и считала ее полнейшей слепой дурой), я не рискнула завести с ней разговор по поводу ее избранника, а решила, что смогу жить с этим. Моя память хранит достаточное количество всякого дерьма, как подвал бабушки Гали бессчетное количество дохлых крыс, и плюс-минус одно кошмарное воспоминание уже никак не может повлиять на картину в общем. А мама… Мама бы все равно списала все на свое стандартное «не со зла».

Иногда, когда мне были особенно противны ухмылки Марка, я готова была рискнуть и выплеснуть наружу все, но отчетливо слышала слова мамы, которые она бы обязательно произнесла: «Лиза, ты хорошая девочка, и я знаю, что ты не со зла все это говоришь, но прошу тебя, научись любить людей. Не стоит ненавидеть всех и каждого, мир не так уж и плох». Зачем напрягать свой язык и нервы, спрашивается?

Так мы и жили – каждый выстраивал свой собственный мир, даже не пытаясь вникнуть в чужой. Иногда меня и саму удивляет, как я не свихнулась еще тогда, в юности? Откуда у меня взялись силы дожить до совершеннолетия, избежав психушки и не покончив с собой?

Лиза Кот

Наши дни

Не знаю, какой сейчас день и который час, но почти уверена в том, что уже несколько раз проваливалась на длительное время во сны, а это могло означать только одно – мир не замер, дни продолжают сменять друг друга.

Обычно в дневное время моя палата оживляется: медсестры, доктора, перевязки, кормление при помощи вен, смена утки, я в это время в состоянии полусна. Что, кроме еды и крови, течет сейчас по моим венам, мне остается только догадываться, но дрянь редкостная – это точно. Пусть я и лежу на кровати куском недожаренной плоти, но состояние прострации доставляет больше боли, нежели ожоги. В моей жизни было множество проблем, но светлый разум никогда не покидал, видно, теперь это для меня тоже непозволительная роскошь. Другого развлечения, кроме как выхватывать из изобилия воспоминаний самые яркие, те, которые даже сильнейшие препараты не сумели затуманить, мне не остается. Воспоминания любого человека – это приобретенный им опыт, который в итоге создает личность. Наш жизненный опыт-то, что никто не может отнять, и именно самые значимые происшествия в прожитых нами десятилетиях делают нас теми, кем мы являемся на сегодняшний день. Мои, по крайней мере, объясняют – почему я оказалась здесь и сейчас.

Постоянно размышлять над вопросом: «Какого черта огонь подавился мной?» – не слишком привлекательное занятие, которое легко может проложить мне дорогу отсюда прямиком в психушку. Думаю, в какой-нибудь палате номер шесть клиники имени академика Павлова специально для меня припасена пустующая койка с биркой «Лиза Кот – параноидальная социопатка, склонная к психозам» или «Лиза Кот – шизофреник». Я не доктор, ставить диагнозы не в моей компетенции, поэтому я лишь предположила, а по факту написано может быть все, что угодно. Скорее всего, мне не удастся избежать ни палаты, ни клиники, «билет» туда уже давно зарезервирован, но пусть это случится по вине ошибочного диагноза, я абсолютно не горю желанием утратить остатки здравого смысла в самом деле.

– Елизавета, к вам гость, если вы не возражаете.

Голос слишком неожиданно вырывает меня из собственных мыслей. Понимаю, что это не та женщина, которую я какое-то время назад представляла блондинкой лет сорока. В голове возникает образ коротко стриженной жгучей брюнетки с пирсингом в носу и жевательной резинкой во рту, и, скорее всего, она даже моложе меня. Так мое подсознание увидело этот голос. Я попала в руки к интерну либо просто практиканту, но это меня нисколько не волнует – горшок поменять много ума не требуется.

– Я, конечно, не вижу особого смысла в подобной информации, но должна предупреждать вас о визитах. – Слышу шаги совсем рядом, а затем мятное дыхание чуть ли не у самого носа. – Спишь ты или нет, кто тебя знает. Думаю, от того, что у твоего тела поболтает сестрица, хуже никому не станет.

ДУРА!!! ИДИОТКА! КРЕТИНКА! – взрывается в голове. – И кто тебя только допустил до особо тяжелого пациента?! Я могу отвечать! Посмотри на мои руки! Я могу общаться с тобой с помощью ладоней! Я не нуждаюсь в гостях! Посмотри на мои руки!