— Кстати об этом. — Я протянула брату письмо. — От твоей ненаглядной.

Брат взял письмо и удивленно воззрился на меня.

— Я давно уже знаю про вас с Татьяной. Вернее, я просто догадывалась, но Ирэн и княжны сегодня подтвердили мою догадку. Жаль, что о влюбленности своего брата я услышала от третьих лиц.

Я поджала губы и потупила взгляд, ожидая оправданий Димы, которые незамедлительно последовали:

— Прости, что не говорил. Сначала я полагал, что все это несерьезно, лишь легкое увлечение, а потом… Потом все стало так запутанно и сложно, что у меня просто не было времени поговорить с тобой.

— У тебя никогда нет времени поговорить, — с обидой заметила я.

— Просто я занят и…

— Просто я занят, — передразнила я брата.

— …спасаю страну.

— Спасаю страну.

— Что ты как попугай!

— Что ты как попугай!

— Вика! Тебе сколько лет?!

— Сколько?! — Я резко вскинула на брата взгляд.

Дима приоткрыл рот, нахмурился и после недолгого колебания выдал:

— Девятнадцать.

— Двадцать! В мае был юбилей! Волконские устроили большой праздник, но ты пришел только поздно вечером. Поцеловал меня и подарил деньги.

К моему удивлению Дима пристыженно закусил нижнюю губу.

— Прости…

— Ты только и можешь, что просить прощения.

— Лучше просить прощения, чем разрешения.

— Но не в такой ситуации!

Дима устало провел ладонью по лицу.

— Что ты от меня хочешь?

— Искренности и доверия! — громким шепотом, чтобы не будить домочадцев, произнесла я. — Мы ни раз обсуждали это, Дим. Мне надоели твои утайки. Я больше не чувствую себя твоей сестрой. Мы будто отделились друг от друга и стали совсем чужими.

— Может, это к лучшему? — едва слышно пробормотал Дима. Я даже попросила его повторить сказанное, потому что засомневалась, правильно ли я услышала. Оказалось, что правильно.

— Почему? — пролепетала я, ожидая ответа, который мне совсем не понравится. Который выжжет дыру в моей душе и уничтожит последнюю тонкую ниточку, что связывала нас с братом.

— Потому что я собираюсь здесь остаться… — В глазах Димы читалось сожаление.

— Ты не хочешь возвращаться домой? — прошептала я. — Но почему?

— Потому что здесь мой дом, — Дима развел руки в стороны. — У меня еще много дел впереди, и сомневаюсь, что они когда-то закончатся. А еще здесь…

— Нет, не говори! — умоляюще произнесла я, мотая головой. На глаза навернулись слезы.

Дима меня не послушал и договорил:

— Здесь та, кого я люблю больше жизни. Я не оставлю Татьяну. Даже если нам так и не разрешат общаться друг с другом, я просто буду у нее на виду.

Я попятилась назад, глядя на брата так, будто это был совершенно чужой мне человек. Даже хуже, не человек вовсе, а инопланетянин.

— Нет, ты на самом деле так не думаешь, — пробормотала я, отступая назад.

— Мне было очень тяжело принять это решение, пойми! — Брат сделал два шага ко мне. — А уж тем более говорить тебе об этом. У меня сердце кровью обливается…

— Не ври! — воскликнула я, уже не заботясь о сне домочадцев. — Если бы тебе было тяжело, ты бы не оставил меня! Вернулся бы со мной внашевремя, кнашимродителям!

— Я очень хочу этого, но не могу. Пойми меня, прошу! Я не могу бросить то, что начал. Не могу…

— Хватит! — крикнула я, чувствуя, как по щекам текут слезы. — Я не хочу тебя слушать!

— Но ты должна, Вика. Ты должна принять это.

— Нет! — Я резко развернулась и кинулась к входной двери.

Пара секунд, и я уже бежала по брусчатке, мокрой от внезапно начавшегося ливня. Позади слышался крик Димы. Он звал меня и, кажется, бежал следом, однако вскоре я перестала его слышать. На миг я остановилась и обернулась — никого. Даже прохожих в столь раннее утро еще не было.

Переведя дух, я побежала, куда глаза глядят. Ливень и слезы застилали взгляд, я бежала вслепую, даже не думая о том, где окажусь.

Остановилась я лишь, когда ноги предательски задрожали, а легкие начало жечь от непривычно быстрого бега. Вытерла глаза рукавом блузы и подняла взгляд вверх. Надо мной, во всем своем пугающем великолепии, возвышались терракотовые стены Зимнего дворца. Ноги, сами того не ведая, привели меня к месту, в котором Дима больше всего проводил времени, и которое я с каждым днем ненавидела все больше и больше. Какая ирония!

Отвернувшись от дворца, я откинула за спину промокшую длинную косу и не поверила своим глазам. Прямо передо мной сквозь завесу дождя виднелся Дворцовый проездмоеговремени. Там тоже шел дождь и тоже было мало прохожих. Зато машин — много, и всяких разных: грузовички, седаны, кроссоверы и джипы ехали по асфальтированной дороге, гудя и святя фарами.

Мимо меня пролетела бумажная фиолетовая бабочка и, словно показывая мне дорогу, устремилась к машинам. Вот он, шанс! Судьба снова дает мне возможность вернуться, и теперь я ее не упущу!

Как завороженная я побрела за бабочкой. Наконец-то я окажусь дома. Наконец-то все это закончится. Наконец-то я увижу маму и папу.

— Вика!

Голос, который я никак не ожидала услышать, заставил меня остановиться. На секунду мне показалось, что я ослышалась, но, когда этот же голос снова окликнул меня, четко и громко, мое сердце екнуло.

Не может быть. Это не он. Он сейчас в…

Я медленно обернулась и сквозь стену непрекращающегося дождя увидела метрах в пятидесяти от меня мужскую фигуру с зонтом.

— Никита… — выдохнула я, чувствуя, как бешено забилось мое сердце, которое только успокоилось после пробежки.

Он смотрел на меня таким же взглядом, как в детстве, будто я представшее перед ним божество. Голубые глаза широко раскрыты, уголки губ приподняты, а рот слегка открыт. Никто никогда не смотрел на меня с таким восторгом и обожанием. Только этот мальчишка, который уже совсем не выглядел как мальчишка. Теперь передо мной стоял высокий и плечистый молодой мужчина в черных брюках и черном мундире с золотыми галунами на воротнике и рукавах и белыми погонами на плечах. Слишком красивый, слишком идеальный, слишком недоступный.

Передо мной внезапно пролетела фиолетовая бабочка, и я сразу же пришла в себя. Отвела взгляд от Никиты, который буквально заворожил меня на некоторое время, и проследила за бабочкой. Она снова направлялась к порталу в мое время, который еще не исчез.

Опомнившись, я повернулась и зашагала к порталу, гоня прочь мысли о Никите. Во второй раз ноги слушались меня хуже, а уверенности в шагах убавилось наполовину.

Нет, я не буду такой же, как брат! Не променяю дом и родителей на хрупкую любовь. Ни за что я…

Позади послышались быстрые