Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заехать на стоянку не получилось. Шлагбаум не подняли. Бобровский нажал клаксон, и тот выдал приглушённый звук, похожий на стон умирающего льва. Из будки вышел охранник и сунул руки в карманы штанов.
— Что это за безобразие? — он пнул бампер. — На говне въезд запрещён.
Бобровский вылез из салона.
— Я на концерт.
— Серьёзно? — спросил охранник, разглядывая капот. — А билет-то у тебя есть?
— Есть, — ответил Бобровский. — Электрический.
Он проспал в салоне почти весь день и проснулся от странных звуков. Сначала Бобровский решил, что кто-то ему сигналит. Но рядом никого не оказалось. Мимо проезжали машины. Бобровский порылся в карманах и достал смартфон. Сработала напоминалка. Он прочитал сообщение: «Выступление К. Начало в 20.00. Приехать за полтора часа». Настя часто делала себе напоминания. Когда не было смартфона, она оставляла повсюду маленькие записки. Лепила листочки на холодильник и зеркало в ванной. Когда накапливалось много, Настя срывала все напоминалки, складывала в полиэтиленовый пакет и выбрасывала.
Бобровский посмотрел на часы. Было семь минут седьмого. Он воткнул отвёртку и поехал к концертному залу. Гаишники снова его не тормознули. Некоторые придурочные водители опять ему сигналили. А один покрутил пальцем у виска.
Над входом в концертный зал висел баннер; мужик с пустыми глазами широко улыбался и показывал большие пальцы. Бобровский вырулил к стоянке.
— Слушай, — сказал охранник. — Я тебя не пущу. Меня уволят. Оставь её где-нибудь. Никто это корыто не тронет. Вон, через дорогу, загони во двор.
Сзади посигналили. Бобровский оглянулся. Там стоял чёрный BMWx6. Охранник занервничал.
— Всё, уезжай, нахуй, блядь, умоляю.
— Есть сигареты? — спросил Бобровский.
Из салона вылез лысый мужик в дорогом костюме.
— Что там за ебанина приключилась? — заорал он. — Мы опаздываем.
Охранник вытащил пачку папирос «Путина», рассыпал и убежал в будку. Бобровский подобрал пару штук. Лысый мужик смотрел на него, открыв рот.
— Вы тоже на концерт? — спросил Бобровский.
— Какой концерт ещё? Это тренинг. Ясно? Лучший в стране. А может, даже на всём евразийском пространстве.
Бобровский забрался в машину, развернулся, освободив въезд, проехал к входу и оставил «девятку» под знаком «Для служебного транспорта». Рядом стояли иномарки. Из одной выглянул усатый водила.
— А, — сказал он. — Э-э-э.
Бобровский закурил и поднялся по ступенькам. От папиросы закружилась голова, он споткнулся и чуть не покатился вниз. Вышел ещё один охранник и схватился за голову.
— Что это? Кто тут корыто поставил? Какой мудак это сделал?! Эй, дядя, нельзя здесь курить, нельзя!
— На концерт сюда? — Бобровский показал пальцами с папиросой на дверь.
— Что? Да. Только выброси бычок, говорю. Я эвакуатор вызываю.
На контроле была небольшая очередь. Бобровский достал смартфон, нашёл билет. Люди проходили через рамку металлоискателя, у которой стояли ещё один охранник и контролёрша, толстуха лет пятидесяти, с листками в руках. Бобровский показал ей экран.
— Что вы мне суёте? — спросила толстуха. — Номер и фамилия?
Он назвал.
— Что такое? Странно. Тут женская фамилия. Бобровский? А здесь Бобровская. — Толстуха смотрела на листок в руке. — Может, опечатка?
Бобровский вдруг понял, что не помнит девичью фамилию Насти. Хотя это и не важно. Особенно теперь. А что на могиле? Да, на могиле фамилия «Бобровская», конечно. Как в паспорте. Она же сменила фамилию, когда вышла за него замуж.
— Ну что вы стоите? — спросила толстуха. — Люди же ждут.
— Металлическое на лоток, — подал голос охранник.
Бобровский прошёл через рамку, поднялся по ступенькам, свернул в коридор. На стенах висели афиши каких-то артистов. Лет семь или восемь назад он был тут вместе с Настей на каком-то сборном эстрадном концерте. Ей это было интересно. А он через пару песен ненадолго уснул в мягком кресле. Публика оказалась спокойная, никто не орал и не прыгал. Только в проходе две поддатые бабы лет по сорок пять танцевали и хлопали друг друга по задницам и ляжкам. Потом что-то случилось с фонограммой, звук стал как на зажёванной кассетной плёнке. Но это никого не смутило.
Бобровский разыскал зал. Он был уже почти заполнен. Его место оказалось с краю, в средних рядах. Соседка, девушка лет двадцати пяти с мальчишеской стрижкой и в больших очках, посмотрела на Бобровского.
— Вы знаете, что он вылечился от СПИДа? — спросила она.
— Кто?
— Лев Козырев. Он был нищий. Потом заболел СПИДом. Но вылечился и стал миллионером. Уникум.
— Правда? — сказал Бобровский.
— Конечно. Все про это пишут.
— А у вас тоже СПИД?
— С ума сошли? — сказала девушка. Очки съехали на кончик носа. — У меня стартап. Но я в тупике. Нужен толчок. Поэтому я тут.
— Ясно.
— А вы?
Бобровский пожал плечами.
— Мне особо пойти некуда. Вот я и решил…
— Что?
— Не знаю. Время скоротать.
— Шутите? Да? Шутите? — сказала девушка.
— Нет. А вы?
Свет в зале приглушили. А на сцене зажгли.
— Сейчас начнется. Ни слова! А то я вас покусаю, — сказала девушка.
— Вообще-то, есть один адрес, — сказал Бобровский, вспомнив, куда его выселил Никита. — Там стены…
Соседка зашипела, как кобра.
Под бой барабанов вышел Козырев. На двух больших экранах по краям сцены его лицо было величиной с избу. Он схватил микрофон, метнулся сначала в одну, потом в другую сторону и яростно заорал в микрофон:
— Вы что думаете, вы все неудачники?! Нет, нет и нет! Я вам это покажу и докажу.
— Бля, — тихо сказал Бобровский. От этих воплей у него заложило уши.
— Слушайте! Слушайте меня! Сегодня вечер, который изменит вашу жизнь! Встаньте все! Все встаньте!
И все шумно встали. Кроме Бобровского. Он сидел, закрыв глаза.
— Руки вдоль тела! Расслаблены! Да выпрямите же вы спину, бездельники! Вы что там, груз тащите на хребте? Это что за рабская осанка?! Вы хозяева жизни! Вы всем управляете! Всё в вашей голове! Всё в ваших руках! Напрягите мускулы и поцелуйте свой бицепс. Делайте как я!
Голос его отдалялся. Бобровский чувствовал, как рядом двигается соседка.
— Не смейте сгибать спину! Даже просто так! Это должна быть ваша привычная осанка! Никакой сутулости. Сядьте. Сейчас я покажу вам один фокус. Где мои теннисные мячики?