Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бобровский встал и пошёл к выходу.
Он шагал по обочине трассы. Снова за городом. Сколько было до поселка? Километров тридцать? Пятьдесят? Или сто? Бобровский не знал. Это не имело значения. Главное, он шёл в правильном направлении. Бобровский в этом не сомневался.
Его обогнала чёрная машина и остановилась. Дверь с пассажирской стороны приоткрылась, в салоне зажёгся тусклый свет. Бобровский заглянул внутрь. За рулём сидел крепкий дедок, похожий на старого хиппана, с седой бородой, в жёлто-синей клетчатой рубашке.
— Залезай, — сказал дедок. — Подвезу.
Бобровский сел на пассажирское сиденье.
— Спасибо. Посёлок Марово знаете? Это по пути?
— Угу. Знаю, знаю, — сказал дедок. — Довезу.
— Далеко?
— Ну прилично. Пешком бы ты шёл очень долго.
— Спасибо, — повторил Бобровский.
— У тебя есть чего? — спросил дедок.
— В каком смысле? А, деньги? Нет, денег нет.
Бобровский подумал, что старик его сейчас высадит. Он порылся в карманах, нашёл папиросу.
— Больше ничего нет.
— Ага, отлично, — сказал старик. — Давай сюда.
И тут же закурил. Выпустил из бороды облако дыма.
— Табак, — сказал он.
За окном стемнело. Бобровский пытался разглядеть обочину трассы, но видел только сплошную черноту. «Как в Марианской впадине», — подумал он. И тут сообразил, что они едут через ночь с выключенными фарами. Дед ничуть не беспокоился. Он спокойно рулил, попыхивая папиросой.
— А-а, — сказал Бобровский. Потом кашлянул. — Вам что-нибудь видно?
— Всё путём, — ответил старик. — Боишься, что на нас из тьмы выплывет гигантский светящийся глаз?
— Боюсь, врежемся.
— Не врежемся. Дорога свободна. Я её как облупленную знаю. Каждый сантиметр и миллиметр. А то вот, помню, подвозил одного танкиста бывшего. Так он глазами бредил. Все нервы мне вымотал, пока доехали. Пришлось даже стукнуть его пару раз. Но всё равно скулил. Страшно ему было.
— Может, сумасшедший? — сказал Бобровский.
— Конечно, сумасшедший. Не соображал ничего.
— Зачем же везли?
— Ну так уж вышло, — ответил дед. — А ещё подвозил я раз одну пьяную бабу с тыквой. Так вот она всю дорогу норовила мне эту тыкву на голову надеть.
— Тоже стукнули? — спросил Бобровский.
— Нет, нет. Женщин я никогда не обижал. На заднем сиденье не дрючил. Можешь посмотреть. Всё чисто.
Он докурил папиросу и положил окурок в пепельницу. Потом включил ближний свет. Фары осветили пустое шоссе.
— Спасибо, — сказал Бобровский. — Так спокойнее.
Старик хмыкнул и не ответил. Дальше долго ехали, не говоря друг другу ни слова. Кажется, обоих это устраивало. Дорога летела навстречу. Бобровский равнодушно смотрел на неё, уткнувшись затылком в подголовник.
— И правда, — сказал он. — Вот едем и едем. А так бы шёл и шёл.
— А я про что?!
— Спасибо.
— Ты уже третий раз это говоришь. Хотя я не против.
— Часто, получается, людей подвозите?
— Бывает. Если вижу, что нужно подвезти.
— Раньше я тоже возил, — сказал Бобровский.
— Бомбил?
— Ага. У меня был москвич.
— Разбил?
— Угнали. С концами. Кому он только понадобился?
Старик пожал плечами.
— Я как-то вёз одного, а он нож достал. «Выматывайся из машины», — говорит.
— А вы?
— Я-то? Вылез. Он сел за руль. Но не уехал.
— Почему?
— С этой машиной могу только я управиться. Капризная. Как женщина. Но если к ней подход найти, вывезет из любой передряги.
— Марианской впадины, — сказал Бобровский зачем-то.
Дед засмеялся.
— Точно.
— А что потом было?
— Когда? С кем?
— Ну, с мужиком этим, который ножом угрожал?
— А ничего. Сам вылез и убежал.
— У меня недавно машина была, она обычной отвёрткой заводилась, — сказал Бобровский.
— Вот и такие бабы тоже есть, — ответил старик. — А мужики — вообще чуть ли не каждый встречный. Фигурально выражаясь, правильно?
— Да, правильно.
— Ты женат? — спросил старик.
— Да, был. Десять лет.
— Разошлись?
— Умерла, — сказал Бобровский.
— Давно?
— На днях.
— Бывает, — сказал старик.
— Грустно.
— Ну, что же поделать? Как писал один умный мужичок — мы все приговорены к смерти.
— Кто?
— Да был один. Умер уже. Ну-ка, погоди!
Старик затормозил у обочины.
— Приехали.
— Куда?
— А куда тебе надо было? Туда и приехали.
Бобровский огляделся. Вокруг была кромешная тьма.
— Ничего не вижу.
— Смотри. — Старик показал пальцем на лобовое стекло. — Вон, видишь огонёк?
Что-то тускло светилось вдали, будто одинокая звезда в дальнем космосе.
— Тебе туда надо идти. Будешь на месте.
— А вы уверены? — спросил Бобровский.
— Уверен. Что сидишь?! — закричал вдруг старик. — Иди давай! Думаешь, у меня время казённое? Вылезай, живо!
— Ладно, ладно.
Он выбрался из салона. Дверь тут же захлопнулась, и машина, шурша колесами, укатила. Бобровский огляделся, поднял голову. Небо тоже было чёрным. А бледный огонёк продолжал светить. Бобровский пошёл на него, высоко поднимая ноги, чтобы не зацепиться за какую-нибудь проволоку, торчащую из земли. Или не споткнуться о кочку.
Шёл он недолго. Огонёк светил из окна домика, стоявшего посреди поля. Бобровский разглядел дверь, открыл и зажмурился от яркого света. Он сразу почувствовал присутствие человека. Кто-то взял его за руку.
— Вот и Лёша пришёл, — сказала Настя.
Лев Козырев сидел в гримёрке и пил дрянной виски, оперативно купленный тур-менеджером в ближайшей «Пятерочке». Купить запивон тот не догадался. Приходилось глушить в чистом виде. У вискаря был привкус ацетона. Козырев чувствовал приближающуюся изжогу. Но делать было нечего. Без алкоголя он не смог бы уснуть ночью.
В дверь коротко постучали, и сразу вошёл тур-менеджер, толстый коротышка с кудрявой головой. Его звали Женя Феоктистов.