– Сто рублей. Примерно пять тысяч итальянских лир.

– Ты издеваешься?

– А ты?.. Ты же видишь, девушка не в себе.

– Да мне все равно, в себе она или где-то там. Деньги давай!

Я сунул парню купюру в карман. И чуть ли не влюбленно заглянул ему в глаза.

– А теперь вали отсюда. И не нарывайся.

– Что-о?

Я и не думал, что дело может дойти до такой крайности. Но парень все-таки протянул ко мне руки, чтобы схватить за грудки.

Ему бы поближе подойти, чтобы обрести под ногами прочную опору, но что-то помешало ему шагнуть вперед, и, когда я схватил его за протянутые руки, он оказался в неудобном для себя положении. Мне достаточно было резко сдать назад, увлекая его за собой, и он бы, лишившись равновесия, плашмя рухнул мне под ноги. Но я не просто шагнул назад, но и потянул недалекого таксиста на себя. Задал ему инерционное ускорение и проследил взглядом за направлением свободного полета. Видно, я переусердствовал, потому как парень с такой силой врезался в запертую дверь, что вышиб ее напрочь. По инерции он влетел в квартиру и растянулся на полу, обхватив руками ушибленную голову.

– Костя! Там! – с безумным блеском в глазах воскликнула Арина и порывистым движением руки показала в глубь квартиры.

Я ничего не видел. Темная прихожая, проход в гостиную, часть гарнитурной стенки в поле зрения. Но именно в эту комнату и тыкала пальцем Арина. Более того, оттолкнув меня и переступив через тело таксиста, она вошла в нее.

– А-а!

Истошный вопль резанул уши и заставил меня вбежать в гостиную вслед за ней.

Кричать я не стал, но кровь заледенела у меня в жилах. И было от чего прийти в ужас. У окна, рядом с перевернутым журнальным столиком лежал парень. Голова и лицо разбиты в кровь. Но все же я узнал Северьянова…

Арина обессиленно опустилась на пол, приткнувшись спиной к окровавленному дивану. Кровь была повсюду – на ковре, стенах, белых гардинах.

– Я… Я так и знала, – слабо пробормотала она.

– Что ты знала? – спросил я, пытаясь собраться с мыслями.

– Гарик здесь был. И это был не сон… Хотела думать, что сон. А это совсем не сон…

– Я тебя не понимаю.

– Мне снилось, что Гарик пришел к Косте, ударил его, затем взял топор… Я думала, что это сон. А когда поняла, что это правда, пришла сюда… Взяла и пришла… Все, как в тумане, плохо помню. Но я здесь… И Костя… Какой ужас! – она закрыла лицо ладонями.

И тут вдруг до меня дошло, что я разговариваю с Ариной, как с нормальным человеком. Она была сильно расстроена и подавлена, и рассуждала она не совсем здраво, но ее взгляд больше не выражал помешательства. Страх был в глазах, скорбь, ужас, все что угодно, но только не безумие… Клин клином вышибают. Видимо, труп Северьянова и был тем клином, который привел ее в чувство…

Я обследовал тело. Холодное, окоченелое. И уже явственно чувствовался гнилостный запах. На животе, где кишечник ближе всего подступает к поверхности кожи, я заметил трупную пигментацию, зеленые пятна, которые летом появляются к исходу первых суток…

– Давно его убили. Еще ночью.

– Это Гарик.

Арина говорила, не отнимая ладошек от лица, отчего ее голос обрел какое-то мембранное звучание.

– А больше некому.

Я набрал номер телефона. Сначала позвонил в дежурную часть, затем сообщил Черепанову.

В комнату, пошатываясь, зашел таксист. Увидел труп и обомлел. Прошло некоторое время, прежде чем он обрел дар речи.

– Что это вы сделали?

– Заходи, следующим будешь.

– Э-эй! Ты чего? – в панике замахав на меня руками, парень опрометью выскочил из квартиры.

Арина засмеялась, глядя ему вслед. Сначала веселье в ее смехе преобладало над нервозностью, затем смех обрел явно истерический окрас, а спустя время и вовсе перерос в безумный хохот. Я испугался, что девушка снова тронулась умом, и скорее интуитивно, нежели осознанно, опустился перед ней на колени, обнял ее, прижал голову к своей груди.

– Ты только не бросай меня, не надо, – успокаиваясь, пробормотала она.

– Не брошу.

Мою оперскую сущность обуревала масса вопросов, ответы на которые можно было найти у нее. Но я должен был войти в положение несчастной девушки. Она нуждалась в покое, а своими расспросами я мог еще больше разбередить рану в ее душе.

– Пошли.

Я помог ей подняться, вывел из дома во двор, усадил на ту самую скамейку, с которой она когда-то сбежала от меня.

– Почему ты привел меня сюда?

Как беспомощный щенок, она тыкалась носом в мою грудь в поисках тепла и защиты.

– Тебе холодно?

– Нет… То есть немного…

На улице было тепло и уютно, но Арину изнутри колотил нервный озноб. Поэтому я посадил ее в машину, завел двигатель, включил печку. Но девушка снова прижалась ко мне.

– Мы бы могли остаться там, – сказала она, кивком головы показав на подъезд.

– Зачем?

– Ты, наверное, думаешь, что мне страшно?

– Нет… Не знаю…

– А мне с тобой совсем не страшно, – сказала она, через силу выжимая из себя бодрую улыбку.

– Охотно верю. Но здесь спокойней, правда?

– Спокойней… Но мне и там не страшно… Крови, правда, много… Но мне с тобой нигде не страшно, – стараясь унять нервную дрожь, Арина еще крепче прижалась ко мне.

Я достал сигарету, но закурить не решился: ее нос касался моих губ, а я не хотел, чтобы она дышала дымом.

– Ты кури, кури… И мне дай…

Она отстранилась, взяла у меня сигарету. Курили мы молча. Я смотрел на дорогу, где вот-вот мог показаться микроавтобус с дежурной оперативно-следственной группой, и готовился объясняться с начальством.

– Ты почему молчишь? – спросила Арина.

– Не хочу тебя тревожить, – честно признался я.

– А ты тревожь меня, тревожь. Так спокойней… У меня такое чувство, будто я проснулась после кошмарного сна…

– Кто виноват в этом сне?

– Гарик… Я зашла в баню, а он за мной. А с ним Серега, тот самый, которому ты по морде дал. Они меня прямо там хотели… Серега этот больше… Но Гарик меня домой к себе повез… Там уже шоу устроил… Это было страшно. Сначала он орал, что любит меня, потом с топором на меня набрасывался… А когда целоваться полез… Эта вонь, эти слюни… Лучше с покойником целоваться, чем с ним… А потом он снова за топор схватился. Еще б чуть-чуть, и обухом по голове… В общем, не выдержала я, что-то замкнуло в голове…

Воспоминания о пережитом кошмаре тряхнули ее с новой силой, и она, выронив сигарету из дрогнувшей руки, порывисто потянулась ко мне, чтобы я защитил ее от нахлынувшего ужаса.