И это очень реалистичный сон, потому что просыпаюсь я в больничной палате, и сразу это понимаю. Часто в кино пациенты долго спрашивают, где они, что случилось, но это довольно очевидно. Больница пахнет больницей, она пахнет папой, и меня вовсе не пугает этот запах, скорей успокаивает, в отличие от серых глаз, которые сидят на моей же кровати и внимательно смотрят то на меня, то на капельницу и иглу в моей руке, которая придерживается меленьким пластырем. Катетеры отменили… — думаю я, но мне хорошо от того, что кто-то проследил за моей рукой, пока мне снился столь странный сон.

Находилась в больнице я целую неделю, что успело меня изрядно утомить, ведь я определенно ощущала себя здоровой и была полна решимости стать полной сил в ближайшее время. Мне еще предстояло дрессировать Пегаса и, возможно, расчесывать ему хвост и гриву… о чем я и сообщила врачу с просьбой выписать меня под расписку, я знаю, что так можно…

На улице рядом со мной остановился неизвестный мне автомобиль и оттуда вышел вполне известный мне ночной продавец. Машина выглядит новой, и я интересуюсь откуда. Оказалось, мама Алены отдала её машину Егору в счет алиментов, вместо дочери, которая точно не собиралась этого делать. Подумав, продавец забрал машину, было очень неудобно возить Ваську в садик за семь остановок, приходилось будить её на час раньше из-за чего Маня плакал и отказывался вставать с постели… Но оставить ту машину Егор не мог… поэтому сменил на этот кроссовер… Все это я слушала, пока ехала домой со своим продавцом и поднималась на лифте, уткнувшись наконец в свою дверь, которая была вовсе не моя…

— Мне пришлось выломать твою дверь… Это железная, её так просто не вскроешь, — открывая мне дверь в мою же квартиру, где все убрано, проветрено и отчего-то есть уверенность, что холодильнику сказано волшебное слово, — поэтому, пока ты не поправишься окончательно, разреши оставить твой ключ у себя, обещаю не заходить без твоего разрешения, а если тебе будет спокойней, то приходить будет только Настя… Пожалуйста?

Мне вовсе не хочется лишаться своей новой двери, потому что я уверена, что продавец хоть и говорит, что просто не выломать — он выломает НЕпросто… поэтому я отвечаю:

— Ладно, но в самом крайнем случае… я сама справлюсь.

Самой справляться мне довольно сложно, но я справляюсь, к тому же в обед все равно заходит Настя и заносит обед, особенно вкусные супы, и я знаю, что их готовил Егор, максимум, который может приготовить Настя — это кинуть чайный пакетик в кружку с кипятком.

Мне неуютно от помощи соседей, но папа мне говорит, что надо не только уметь помогать, но и учиться принимать помощь, если люди хотят помочь от чистого сердца — нет ничего зазорного в принятии этой помощи. Папе, конечно, видней. Он постоянно сталкивается с больными, нуждающимися и теми, кто оказывает помощь, он и сам её оказывает, я знаю, что порой он остается на внеплановое дежурство и навещает детей в доме малютки, как врач и как частное лицо, обладающее знаниями.

Вопрос лишь в том, насколько с чистым сердцем мне помогает Егор и имеет ли значение чистота его сердца… Ведь я по-прежнему не могу простить его.

В один из дней Насте не надо забирать Васю, и она остаётся у меня поболтать, и я её понимаю, после всех судебных коллизий с Егором и Васей она лишилась многих своих подруг… у меня с подружками тоже было туго, так что мы попросту болтаем…, и я уже не вижу, красива ли Настя на самом деле, или мне это только казалось в самом начале. У неё правильные черты лица, пышные волосы и длинные ноги… Видимо, все же красива, но это не имеет значения, когда она рассказывает, как они дрались с братом в детстве, устраивая скандалы и крики с требованием справедливости и равного дележа конфет, впрочем, все разногласия забывались, стоило кому-то со стороны напасть на одного из них… тогда другой вставал на защиту и защищал, не сдавая своих позиций ни на йоту.

Она рассказывает, что, несмотря на разницу в возрасте, они вместе пошли в школу, но не потому, что Настя умная, а потому что скандальная, и родителям было проще устроить их в один класс, чем выслушивать обиды младшей дочери, что ей-то в школу только через год.

Говорит, что Егор всегда хорошо учился, не был отличником, он был, скорей, равнодушен к учебе, но знал и запоминал практически все, говорит, что никто никогда не сомневался, что он станет ветеринаром, еще в третьем классе это было очевидно. Он приносил больных котят домой и терпеливо выхаживал их, все биологические кружки и живые уголки района были в расписании Егора, и только один год, уже в старших классах, чаша весов чуть было не переметнулась на микробиологию, однако после школы он поступил в Ветеринарную Академию… и учился там, будучи на более чем хорошем счету… пока не случилась Алена.

Потом Настя замолчала, но мне отчего-то хотелось знать еще что-нибудь, в конце концов, этой женщине я проиграла — не зная, что играю, не ведая правил игры, возможно, мне удастся учесть ошибки прошлого в будущем. Ведь чем горше опыт, тем ценнее знания — так всегда говорит мой папа, а он определенно знает толк в горьком опыте…, как и в знаниях.

Настя шепчет, что Егор её убьёт, поэтому всего она не расскажет… да и не хочет вспоминать, и мне кажутся справедливыми её слова, ведь Алена — мать её племянницы, к тому же… меня не покидает ощущение, что это «все» как-то связано и с Настей тоже, а основное правило коммуникации — никогда не спрашивать того, что человек не хочет рассказывать.

Я узнаю что-то о частный показах и вечеринках, о популярности Алены по причине её юности… и это звучит довольно двусмысленно. Не удержавшись, я спрашиваю, любила ли она Егора, и получаю ответ: «нет, конечно, ей нравился он… скорее, сам факт его крышесноса…, но и все на этом». А он её «может и любил… голова точно отключилась, особенно, когда узнал про закрытые вечеринки…», и, помолчав, продолжает: «Когда мы узнали, что Лелька беременная, все в шоке были, ну и Егор тоже, только… кто знал, от кого», и «от кого» она шепчет, опустив глаза. Добавляет «я спросила его… тогда… уверен