– Гена велел так сделать. Я вышла. Он потом подъехал на другой уже машине, не на такси. И отвез меня в город… – она назвала соседний районный центр. – Там я снова села на автобус, затем пересаживалась пару раз. После села в поезд уже по чужим документам. Доехала, поселилась в съемной квартире. Потом он позвонил.

– Гена? Таксист?

– Да. Позвонил и сказал, что его вычислили и что ему надо скрыться. А мне нужно снова бежать. И просил не говорить, куда я побегу. Сказал, что он не должен знать. А то может проговориться, если его станут… Станут пытать! Глупость какая… – И ее глаза сделались чуть светлее. – Разве это возможно? Чтобы его пытали? Мне кажется, он обыкновенный мошенник. Знаете, я ведь отдала ему много денег. Он сказал, что Лев ему задолжал. И я… за спасение.

Алексеев встал, выключил огонь под сковородой. Вывалил картошку в большое глиняное блюдо, вымыл овощи. Положил их перед Настей и салатницу поставил. Она без лишних вопросов принялась нарезать. Он накрыл стол к ужину, хотя еле отыскал две одинаковые тарелки. Светка, зараза, тапки и цветы оставила, а посуду забрала.

Ужин с подозреваемой! Узнай сейчас полковник об этом, погоны сорвал бы собственными руками, не дожидаясь приказа. А узнай Вадик!..

– Не надо заправлять, – вдруг попросила она, когда Алексеев наклонил над салатницей бутылку оливкового масла. – Можно?

Он молча убрал масло. Сел на прежнее место. Положил себе гору жареной картошки, которая получилась как надо – прозрачная, хрустящая соломка. Начал есть. Он голоден. Ему плевать, последует ли она его примеру. Он голоден и зол к тому же. Что, прикажете ему теперь с ней делать? Накормить и спать уложить? Или накормить и в камеру отправить? Или…

– Почему вы сбежали, Настя? – он в сердцах швырнул вилку в тарелку, вкуса он почти не чувствовал.

– Я? – С набитым картошкой ртом она жалобно смотрела на него, пытаясь прожевать. Проглотила, отдышалась. – Гена так сказал. Сказал, что так будет лучше. Когда этих людей убили, он…

– Этих людей, возможно, он сам и убил, – произнес Алексеев и был неприятно поражен тем, что она почти не удивилась. Более того, согласно кивнула. – Чтобы вас вытащить из дома. Почему вам потребовалось срочно сбежать, Настя? Что случилось?!

– Случилось полтора месяца назад, – сдавленным голосом произнесла она, опуская голову. – Когда не стало Льва. Когда Дима…

– Что? Он угрожал вам? Скажите, Настя, это важно!

– Он – нет. Его адвокаты ясно дали мне понять, что, как только я вступлю в права наследования, я буду вынуждена оформить завещание в его пользу.

– А если бы вы этого не сделали? – Алексеев отодвинул тарелку, есть больше не хотелось.

– Мне не позволили бы, – отчаянно замотала она головой, и черные прядки заметались и захлестали ее по бледным щекам. – Он сильный, властный, я его боюсь. Он заставил бы меня! Не он, так его люди. У меня… У меня никого нет. Я не могла бороться с ним.

– Вы могли прийти за помощью в полицию, – подсказал Алексеев.

И поморщился, настолько фальшиво это прозвучало. В полиции Настя была, и не раз. И там смотрели на нее не как на потерпевшую, а как на подозреваемую. Потому что у нее был мотив. Потому что она все унаследовала после смерти мужа.

– Я пришла за помощью. Не тогда – сейчас. К вам, – ее маленькая ладошка поползла по столу, нашарила его руку и сжала. – Если не поможете мне вы, не поможет никто. Я обречена! Как только я напишу завещание в его пользу, как думаете, сколько мне останется жить?!

– Как давно вы об этом узнали? – Он не убирал своей руки, хотя то место, которого касались ее прохладные пальцы, удивительным образом жгло.

– Почти сразу. Адвокат зачитал завещание Льва. Он все оставлял мне. Все! Без права дарения или продажи. Любая сделка, которую я захотела бы совершить, была бы признана недействительной.

– Дмитрий Дмитриевич был зол?

– Он был в ярости! – Настя подняла на него взгляд, в котором впервые промелькнуло что-то, напоминающее удовлетворение. – Он орал так, что… Стены дрожали! Такого подвоха от брата он не ожидал. Я, кстати, тоже.

– И Дмитрий Дмитриевич нашел способ отжать у вас бизнес, – задумчиво произнес Алексеев, не сводя глаз с ее изящных пальцев. Она по-прежнему носила обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки. – Нашел почти сразу. Почему же вы… Почему вы тогда так долго ждали и не сбегали, Настя? Не было подходящего человека, который бы избавил вас от наблюдателей и помог сбежать?

– Что вы?! Что вы такое говорите?

Ее пальчики съежились в кулачок и немедленно исчезли под столом.

– Так не только я говорю. Это наша рабочая версия. На сегодня единственная. Вы, Настя, подозреваетесь в организации убийства своего мужа и наблюдателей.

В его тесной кухоньке повисла тишина. Даже противная капля, не дающая ночами покоя, где-то сдохла в трубах. И над головой не топали внуки Михаила, устраивающие вечерами в кухне деда спортивные состязания. И холодильник подозрительно затих, хотя в те ночи, когда Игорю не спалось, он, кажется, молотил без остановок.

Настя молчала. Голова ее была низко опущена. Он не видел ее лица. Видел лишь ее макушку, черноволосую, не очень умело подстриженную.

Алексеев не знал, что еще добавить. Он и так сказал больше, чем следовало. И в дом ее к себе вести не имел права. Должен был вызвать наряд и под конвоем доставить в отдел. А он сопли распустил, идиот!

– Мне некуда было бежать, – вдруг нарушил тишину ее тихий, подрагивающий голос. – И считала, что незачем. Дима все равно нашел бы меня рано или поздно.

– А потом все же сбежали! – фыркнул он недоверчиво. – Решили, что, раз у вас появился помощник и фальшивый паспорт, вам удастся спрятаться?

– Да, решила.

– Странно…

– Что странно?

– Странно, что вы доверились постороннему человеку. Он к вам является ночью, что-то такое вам говорит, и вы решаетесь на побег. Более того, вы отдали ему деньги. Много денег! Как-то…

– У меня не было выбора.

Голос ее окреп, сделался резким, плечи выпрямились, и на Алексеева жестко глянули глаза незнакомой женщины. Говорить банальщину, что выбор есть всегда, сразу расхотелось.

– Почему?

– Потому что я теперь отвечаю не только за себя… – Ее губы задрожали. – Я беременна, Игорь. Я жду ребенка! Это ребенок Льва! И я не могу, не имею права позволить ему погибнуть…

Он всегда поражался, насколько безлика его охрана. Стыдно признаться, но он часто путал Стаса и Витька. Особенно со спины. Особенно в сумерках. Он до сих пор точно не знал, кто тогда его подсек тем роковым вечером – Стас или Витек? Кого особенно ему следовало бояться?

Дмитрий оттолкнулся от бортика бассейна и поплыл, широко взмахивая руками. Десять метров в длину, пять в ширину. Прекрасный бассейн, облицованный дорогой зеркальной плиткой. Чистая вода, замечательные дорогущие фильтры. Подцепить заразу здесь невозможно. Тем более что он теперь один здесь плавает. Раньше плавали вдвоем со Львом, теперь он один. Льва теперь нет. Бассейн, офисное здание, в котором этот бассейн был устроен, милый, уютный ресторанчик на первом этаже, в котором готовили вкусно, по-домашнему. Две дюжины кабинетов, конференц-зал, зеркальные стекла, украшающие фасад, парковка, огороженная туевой аллеей…