Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никуда он не заявлял. Про потерю паспорта не писал заявлений.
– Почему? – не понял он.
Приятное тепло от спиртного уже разлилось по телу, затопило мозг, сделав мысли тяжелыми, неповоротливыми.
– Как же он заявит о потере паспорта, если его забрал влиятельный человек? Он испугался.
– А если бы этот влиятельный человек по его паспорту кредитов набрал, что тогда? Он подумал?
– Если бы он мог думать, он бы со своего счета деньги семье не посылал, придурок! – развеселилась Валя. – Отдал тачку, документы, пригрелся возле теплого бока бабы и успокоился. Придурок…
– Ну да, ума маловато. Но с таким умом его ведь полиция тоже вычислит, Валь.
– Вычислит. День-два у нас форы, Геннадий Степанович.
Валентина подсела к столу, за которым с утра напивался хозяин. Занятие это она не одобряла совершенно, болеть потом будет. Всеми кишками болеть. Но перечить не могла.
– Что обо всем этом думаешь, Валь? – Симонов повел в ее сторону затуманенным взглядом.
– Пока соединить ничего никак не удается, – она потрогала зубами сизые губы, будто проверяла, на месте ли они еще. – Что у нас есть? Дворов с каким-то левым чуваком торчал у Васильковой пустоши, когда в них въехал этот Зубов. Они отобрали у него тачку, документы. Конечно, понимали, что он не заплатит. Чего тут!
– И этот чувак решил по его документам в нашем городе обосноваться? Как-то… Как-то рискованно, Валь, не находишь?
– Может, да. А может, и нет. Если этот водила автобусный добро дал, чего ему бояться?
– Тоже верно.
– В общем… Чувачок живет, работает по чужим документам в таксопарке. Причем заметьте, Геннадий Степанович, какой именно район он обслуживает? Район, где живет Дворов! Это о чем нам говорит?
– О чем? – он еще раз хлебнул, зажевал лимоном и через минуту протяжно зевнул – морило.
– О том, что этот таксист был при Дворове кем-то вроде охранника. Или…
– Или?
– Или Дворов его нанял, чтобы он следил за его женой. За молодой красавицей Настей.
– А чего огород городить? Чего таксистом каким-то наниматься, просто следил бы, и все.
– Тоже верно… – Валины зубы впились в вялую плоть рта сильнее. Она задумчиво поводила глазами по кухне. – А что, если этот малый просто прибыл откуда-то и попросил помощи у Льва? А тот помог ему таким вот образом. И тачкой снабдил, и документами, и работой.
– А чего к себе не взял? Куда проще, – возразил Симонов.
История с этим левым таксистом ему не нравилась совершенно. Он непонятно откуда взялся. Как-то непонятно крутился около Дворова больше года. Около! Не приближаясь!
– К себе? – Валя задумалась. – Может, нельзя было его личность на свет выводить? Может, парень в бегах был, а?
– Вряд ли… Его в полиции допрашивали, сама говорила.
– Допрашивали, – со вздохом согласилась она. – Наверняка пальчики катали. Если не задержали, значит, в базе его нет. Значит, не от них он бегает. А если он скрывался от кого-то еще?
– Как вариант.
Симонов качнул отяжелевшей головой. С сожалением глянул на пустой стакан, метнул свой взгляд к холодильнику-бару, где хранилась заветная бутылка, из которой ему давеча домработница наливала. Подлить, нет?
– Лучше не надо, Геннадий Степанович, – тихо попросила Валя, безошибочно угадав его желания. – Не сейчас.
Он ответил ей тяжелым вздохом. И она тут же продолжила:
– Этот малый обзавелся тачкой, чужими документами, устроился на работу, но постоянно был у Дворова на виду.
– Под рукой как будто, да? – продолжил ее мысль Симонов. – И поручить что-то можно, не привлекая внимания к своей команде. Какую-то грязную работу. Какую-то очень грязную работу… Валь, а ты помнишь?..
Вспомнили они одновременно. Валя побледнела, схватила со стола его пустой стакан и шумно втянула в себя не выветрившиеся алкогольные пары. И они одновременно выдохнули:
– Васильковая пустошь!..
Поиск сбежавшей вдовы Льва Дворова продвигался очень медленно. Очень! Куда ни сунься, везде требуют ордер, необходимую бумагу, которая дает разрешение…
Тьфу ты, господи! Как тут можно оперативно работать?! По пояс вязнешь в бюрократических проволочках. То начальства нет на месте, то прокурор заболел, а замещающее его лицо на совещании, которое продлится до вечера, и будет он только завтра. И…
Бандитам проще, вдруг подумал он с раздражением сегодня после обеда, который лег на желудок тяжелым комком. Тяжелым неудобоваримым комком, состоящим из жидкой якобы куриной лапши, картофельного пюре и громадной котлеты, подозрительно напоминающей луковую.
Бандитам проще! Те могут прибегнуть к подкупу, к угрозам. У них людей предостаточно, чтобы следить друг за другом. А у него один Вадик и остался, и он уже который день ищет без вести пропавшего настоящего Зубова Андрея Ивановича. Пока безрезультатно. Потому что его семье деньги отправлялись не по почте, а электронными переводами. А доступа к счету отправителя пока не получено. Нет нужной бумаги, твою мать! Потому что – что? Правильно! Прокурор на больничном, а лицо, его заменяющее…
И так далее, и тому подобное: на колу мочало, начинай сначала!
Один Вадик в помощниках. Остальных сняли на какое-то срочное дело. А у него срочного ничего нет! У него просто обезображенный труп Льва Дворова появился больше месяца назад. Потом еще три трупа под окнами его дома. И сбежавшая вдова. И сбежавший таксист, который довозил ее до автостанции.
А сбежавший ли? Не погибший? То ему было неведомо. О том он мог лишь догадываться.
Одно хоть срослось. Сегодня утром обнаружили машину покойного Сомова Ивана Ильича, на которой по их городу разъезжал его племянник. И которая увозила из офиса Льва Дворова в день его гибели, а потом, через полтора месяца, его вдову.
– Машина обнаружена. Стоит возле дома… – Вадик зачитал сводку утром. – Но к ней пока никто не подходил. И не сделал попытки в нее сесть.
Еле выпросил людей для наружного наблюдения.
– А то мы так никогда с места не сдвинемся! – горячился он перед полковником двадцатью минутами позже.
– А если он ее просто бросил, племянник ваш? – недовольно хмурился полковник. – Что? Просто машину вскрыть и осмотреть нельзя?
– Товарищ полковник, машина на сигнализации. Попытаемся эвакуировать, вдруг заорет? Он тогда вообще на дно заляжет, и мы его никогда в жизни не найдем!
– Два дня… – отрезал начальник и подписал распоряжение. – Даю людей на два дня. Потом не обессудь.
Алексеев только что звонил наблюдателям. Никто к машине не подходил. Никто, похожий на племянника покойного Сомова. Им плохую, но все же удалось получить фотографию из города, где оба проживали – и покойный дядя, и его племянник. На фотографии племяннику – Сомову Александру Сергеевичу – было лет двадцать, не больше. Был он светловолосым, улыбчивым и веснушчатым. Если учесть, что теперь ему было сорок, то…