грехи? – парень вдохнул дым и тут же закашлялся. – Я ведь тот еще козел, если подумать. – продолжил он отдышавшись. – Вечно влезаю в неприятности и других за собой тащу. Будь у меня ангел-хранитель, ему бы молоко полагалось за вредность. Я ведь и по башке получил по собственной глупости. Точнее, из-за собственной борзости. Из-за меня чуть друга не убили. Правда, я его собой закрыл. Сам не знаю, что на меня нашло. Будто кто-то другой меня в тот момент контролировал. До сих пор не понимаю, что тогда со мной случилось. Может мне и это объяснят?

Он кивнул и в упор посмотрел на парня. Тот на секунду завис, встретившись с ним взглядом. Ну да, тот самый гипнотический взгляд жнеца. Последний аргумент, чтобы подкрепить решимость пациента. Но он прекрасно видел, что в этом уже нет необходимости. У Шамана будет ученик. А что за это будет с ним? Он перевел взгляд на море под ногами: на воде плясала золотистая полоска. Тучи разошлись и полная луна висела в небе спелым апельсином. Янка режет такие на кружочки и сушит в духовке. Иногда он таскал их из банки на стойке и закусывал горький кофе. Янка так смешно на него ругалась и шлепала по рукам. Интересно, кто сегодня за стойкой? Он не успел заехать в бар перед сменой. Хорошо бы наведаться утром. Если позволят.

Утро выдалось на редкость противным. Ясным и по-зимнему морозным. Весна не спешила сменить на посту сестрицу. И солнце не грело, а только слепило глаза. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть фигуры, возникшие на его пути. Трое в долгополых черных рясах с капюшонами. Без сомнения жнецы, но кто конкретно не понять под облачением. У одного в руках оковы, у двух других – ритуальные косы. Вот и конвой. А пафосу-то сколько!

– Ты нарушил правила. – сказал один.

– Вмешался в судьбу человека. – продолжил второй.

– Тебя будут судить. – закончил третий и протянул ему наручники.

Оле на его месте начал бы оправдываться. Доказывать, что он не верблюд, переводить стрелки, требовать «своего авокадо» и стараться превратить все в фарс. Может даже попытался бы сбежать или полез в драку, как он это умеет. Он в красках представил себе эту картину и невольно улыбнулся, чем вызвал тихое «Хмм?» жнеца с оковами. Будь здесь Оле, возгласы были бы куда громче. Возможно, даже нецензурные. Хорошо, что его здесь нет.

Он не стал сопротивляться. Вытянул вперед руки, позволил защелкнуть на запястьях замки и скрестить перед грудью лезвия кос, хищно сверкнувших на ярком солнце. Свободный жнец провел рукой по боку мотоцикла и серебристо-серый конь нервно встал на дыбы под взглядом чужака. Жнец спокойно поймал уздечку и подвел жеребца к их живописной группе. Больше они не сказали ни слова. Только Тьма поглотила весь мир, когда они сделали шаг в пустоту преисподней.

Глава 29

Март. Наши дни.

День не задался с самого утра. Надя с трудом продрала глаза, облилась горячим чаем, из-за этого разбила любимую чашку и чуть не навернулась на коварном весеннем ледке. Чудом не опоздала на работу, хотя и пришла впритык к началу смены. Яна встретила ее улыбкой сомнамбулы, будто пребывала в каких-то своих невеселых мыслях. Похоже, из-за них она забыла поставить в духовку круассаны и самых ранних посетителей ждал облом со свежей выпечкой. Интересно, что у нее случилось?

Надя навела порядок за стойкой, сунула выпечку в печь и с трудом успела нацепить фартук, когда начали приходить посетители. Сплошь обычные скучные люди и таким плотным потоком, что ей некогда было поесть. Пришлось вызвать в помощь недавно нанятого Джастина. Тот очень удивился, но с улыбкой встал за стойку. Он вообще был очень улыбчивый. И очень милый. Схватывал все на лету и умел найти подход к любому посетителю. И в этот раз он снова ее спас. Лишь под вечер поток иссяк. Под конец смены они откровенно бездельничали, так что Надя отпустила парня отдыхать и принялась убираться.

Ян пришел на удивление рано. И с тем же странным выражением лица, что было с утра у Яны. Может у них в семье проблемы? Родственник какой-то умер или типа того. Ясно же, что они брат с сестрой, хоть и отмалчиваются. Надя только дважды видела их вместе. И оба раза это были какие-то языческие праздники. Почему-то в эти ночи посетителей особо много и оба бармена встают за стойку. Правда, в Самую Длинную ночь, когда Ян внезапно пригласил Надю погулять на ярмарку, Яне пришлось отдуваться одной. От воспоминаний Надя невольно покраснела. Да, все вышло не так, как она рассчитывала, но все равно было здорово. Захотелось как в романтических комедиях прижать руки к груди и издавать смешные звуки умиления. Но это показалось ей совсем неуместным. К тому же в зал вошел посетитель.

Надя уже видела этот смешного мужичка в мятой фетровой шляпе. Он заходил редко, но всегда сидел допоздна. Садился обычно за стойку и долго болтал с Яном. А вот в смены Яны его никогда не было. Видимо, он как-то прознал расписание барменов и ходил к своему любимчику. Но сегодня он вел себя странно. Сел за столик в углу, ничего не заказывал и пялился на Надю, когда думал, что она не видит. С Яном даже не поздоровался.

– Я тогда пойду? – спросила Надя, снимая фартук.

Ян рассеянно угукнул в ответ, даже не взглянув в ее сторону. Не то, чтобы Надя чего-то ждала: она видела, что он влюблен в унылую девицу-медсестру. Но видеть бармена в подобном состоянии было очень непривычно. А все непривычное заставляло ее нервничать.

– Близнецы не заходили? – спросил вдруг Ян, когда она уже почти зашла в подсобку за вещами.

– А должны были? Они обычно попозже приходят.

Надя прекрасно понимала, о ком идет речь и слегка удивилась вопросу. Братцы и правда обычно приходили позже. Точнее, это Ян сегодня пришел слишком рано.

– У тебя все хорошо? – не выдержала Надя напряженного молчания. – Яна с утра тоже была в расстроенных чувствах. Случилось чего?

– Все путем. – натянуто улыбнулся Ян. – Не обращай внимания.

– Как скажешь. – пожала плечами Надя. – Тогда доброй ночи.

Она забрала пальто и сумку, переобулась в уличную обувь и направилась к выходу. На прощание кивнула мужичку за столиком, который продолжал на нее пялиться. Жорж, его зовут Жорж. Ян в шутку называл его Наседкиным из-за слишком надоедливой жены. Кажется, она его совсем загнобила. Может, потому он и