Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с князем пожали плечами, но Пузырев — смекалистый чертяка! — догадался:
— Неужели… Ийезу?!
— Без сомнений, — подтвердил сыщик. — В Твери Иван рассказал мне о чудодейственном эликсире, которым абиссинец лечит вашу мигрень, князь. Так я нашел недостающий фрагмент головоломки. Ийезу весной ездил к фельетонисту, в Рузу. Сварил зелье, чтобы вызвать преждевременные роды у Матильды, но что-то напутал с компонентами или с дозировкой. Так он невольно стал убийцей.
Мы помолчали, обдумывая сказанное.
— Выходит, Осип был единственным свидетелем того преступления и шантажировал Ийезу? Грозился разоблачить? — предположил я. — Потому тот и свернул ему шею, когда выпала удачная возможность?
— Осип был не свидетелем, а соучастником отравления Матильды. Стало быть, с этой историей он ни в газеты, ни в полицию никогда бы не сунулся. Но я по пути от Твери до Торжка раздумывал: а чем вообще можно шантажировать тихого и спокойного африканца? Ведь втянул же его Осип в скользкую авантюру. Заставил умертвить младенца в утробе! Какой христианин, будь он черен лицом или бел, пойдет на такое?
Не знаю, как остальным, но мне в этот миг стало зябко. Холодок пробежал по спине, словно тело мое уже заранее предчувствовало нечто ужасное. Хотя сыщик по-прежнему говорил спокойным, бесцветным голосом.
— Отгадку на этот вопрос подсказал мне господин Базальтов. Помните, в Городне вы случайно обмолвились, что Ийезу со злости плюнул в паромобиль?
— Да. Вы еще тогда уделили этому живейшее внимание и даже уточняли, где именно он стоял. А я, признаться, до сих пор не вижу особой разницы — слева, справа, спереди.
Г-н Мармеладов щелкнул пальцами.
— Не казнитесь, друг мой. Большинство людей имеют глаза, да не видят. Но я сразу догадался, что Ийезу плюнул не в машину, а в икону. Вспомните, у Луизы на стекле закреплен Спас Нерукотворный. Кстати, отличная идея. Не удивлюсь, если в скором времени у каждого шоффера появится в автомобиле такой оберег для защиты в пути. Африканец плевал в лик Христа. Видите ли, князь, ваш шоффер не просто безбожник. Ийезу люто ненавидит православную веру и все, что с ней связано.
— П-позвольте, но ведь Абиссиния — христианская страна! — оторопел князь. — Неоспоримый факт. Мне говорили надежные очевидцы. Да и принц их во время поездок по Москве всегда крестился на купола соборов.
— Это доказывает лишь, что в Абиссинии правят христиане, — сыщик выделил слово «правят» особой интонацией. — Но кроме них там проживают десятки племен. Мне известна история народа оромо — язычников, сынов пустыни и непревзойденных наездников. Именно их конница предопределила победу в войне с Италией. Но большинство воинов этого народа погибли на полях сражений, и хитрые абиссинцы силой заставили оромо принять православие. А теперь представьте, что мальчика из дикого племени, сына шамана — отсюда знание трав, — забрали из родного дома. Назвали Ийезу, в честь чуждого ему бога. Увезли в далекую холодную страну, где и бросили… Не в положение раба или крепостного, но близко к этому.
— Да что вы, господин Мармеладов! Я ведь его… Как родного сына, — сетовал Николай Сергеевич. — Выучил вождению автомобиля. Кормил, поил, деньги платил ежемесячно!
— Но при этом не отпускали уехать обратно, в родные земли. Хотя он наверняка просился, — сыщик посмотрел в глаза Ийезу и тот чуть заметно кивнул.
Или мне показалось?
— Я решил, что в Москве ему будет лучше, — оправдывался князь. — Зачем человеку пустыня и пляски у костра, когда здесь у нас такая красота и прогресс?
— А нужен ли прогресс тому, кто любит плясать у костра? Имеем ли мы право насильно тащить дикарей в цивилизацию? Впрочем, этот спор может затянуться надолго, а времени у меня почти не осталось, — г-н Мармеладов посмотрел на часы и торопливо продолжил. — Вы, князь, безусловно, хотели как лучше. Таскали Ийезу в церковь, заставляли креститься и водили к причастию. А для него это было невыносимо. Вы ведь заставляли юношу раз за разом предавать родных языческих богов. Он притворялся, поскольку другого выхода не было, но если никто не видел — давал волю чувствам. Плевал в иконы. За подобным занятием его и застал однажды Осип Зденежный. Рассказал, что в Российской империи хулителей святынь весьма строго наказывают. Именно этим потом и шантажировал: не хочешь в каторгу — плати.
Ийезу закатил глаза и это, как всегда, выглядело жутковато.
— Ваш шоффер, князь, может и не слишком бойко говорит по-русски, но все понимает, — усмехнулся сыщик. — Из слов Осипа он уяснил, что за убийство нерожденного младенца грозит лишь полгода в исправительном доме, а за оскорбление Богородицы с Младенцем, нарисованных на доске — пять лет каторжных работ. Да, такие неожиданные у нас законы, господа… Ийезу выбрал меньшее зло, но скорее всего, поставил условием, что после этого премерзкого дела Осип оставит его в покое. Однако шантажист, однажды поймавший человека на крючок, уже не отпустит свою жертву. Он затаился после весенней трагедии на пару месяцев, а недавно снова пошел собирать дань. За что и поплатился. Четверо покушались на жизнь Осипа…
Пузырев, уже переставший страдать по поводу разбитого драндулета, при этих словах поморщился, но не возразил, а только сильнее сжал руку Луизы, стоявшей рядом. Это не ускользнуло от цепкого взгляда г-на Мармеладова, — не удивительно, от него сегодня вообще ничто не ускользало. Сыщик поспешил исправиться:
— Трое покушались на жизнь Осипа, но не сильно в том преуспели, а Ийезу сломал ему шею. Вилась беспутная веревочка, вилась… Да и завязалась на конце сразу несколькими узлами.
Вечер душного дня не радовал прохладой, воздуха не хватало. На меня будто навалилась могильная плита — не вздохнуть. Перед глазами поплыли круги, и возникло странное видение: мертвый Осип со свернутой на бок головой и, отчего-то, в шофферском кепи, бьет меня по лицу, приговаривая: «Я и до твоих постыдных секретов доберусь, Жорж!»
— Жорж… Жорж!
Оказывается, это не видения. Меня и впрямь хлопали по щекам. Видимо, я все-таки потерял сознание. Не думайте, господа, это вовсе не от нервного напряжения. Скорее, от голода — я ведь так и не удосужился за весь день нормально пообедать.
Пока
