людей. Прямолинейные, честные, сильные, местами жесткие, зато без подвоха. С ними было интересно и безопасно. И оттого была так невыносима мысль, что именно им было отмерено так немного времени. Когда она была совсем маленькой, и они с отцом приезжали в очередную деревню, он шел в ближайший дом и там просил приглядеть за дочерью, пока его не будет. С собой на работу он Женю никогда не брал. Сердобольные старушки начинали задавать Жене вопросы. Это ей не нравилось, и она быстро смекнула, как развернуть ситуацию. Начала задавать вопросы им. А они неожиданно стали отвечать не по годам смышленному ребенку, который слушал с неподдельным интересом. А как можно было не слушать, если рассказы выходили такими захватывающими.

Позже, когда Женя подросла, отец решил, что она вполне может оставаться одна. Времени у нее было — вагон и тележка. Она наводила порядок, готовила им ужин, а потом сама бежала выискивать старушек. Правильно знакомиться к этому моменту с ними она уже научилась. Больше всего ей нравились старушки на лавочках. К таким подход было искать сложно, но уж если найдешь… Они были кладезью историй.

А потом выяснилось, что их истории существуют не сами по себе. Что они — порождение и продолжение того времени, в котором этим старушкам довелось жить, более того, что все эти истории можно собрать словно пазл и получить одну большую, и какая картина тогда развернется! О, это было намного интереснее сухого однобокого изложения на страницах школьных учебников, что ей покупал отец. В устах старушек история оживала.

Так Женя поняла, кем хочет быть. И с тех пор ни разу не пожалела о своем решении.

И папа говорит, что гордится ею. А он точно врать не станет.

Женя в свою очередь гордилась тем, что сумела не подвести его. Она заботилась о нем столько, сколько себя помнила и все равно ей всегда казалось, что этого недостаточно, что она могла бы делать это лучше. Особенно она была в этом уверена в те моменты, когда отец у отца снова прихватывало сердце или он в очередной раз попадал в больницу. Корила себя и пыталась понять: что сделала не так, где не доследила, чем заставила волноваться?

Как-то раз, сидя в очередной больнице в ожидании врача, Женя обнаружила, что еще немного и сойдет с ума. Ей нужно было с кем-то поговорить. Нужно было, чтобы кто-то успокоил. Был поздний вечер, вокруг нее никого не было, да и даже если бы был, она бы все равно не смогла подойти и заговорить. В закрытом магазинчике на витрине были выставлены иконы. Ей было нечего терять.

Голос в наушнике перешел в хрип, Женя довольно улыбнулась. Это место в композиции ей тоже нравилось. Она помешала лопаточкой гуляш, убедилась, что он почти готов, накрыла крышкой, выключила плиту и оставила томиться. Вот так. Клим вернется, они сядут вместе за стол, и все наладится.

Поворот ключа в замке Женя все-таки пропустила, и о том, что Клим дома, догадалась по топоту в коридоре: Максим бросился к двери.

Женя вытерла руки о кухонное полотенце, вытащила из уха второй наушник и тоже вышла в коридор. Стало интересно, чему так радуется Макс: обычно на приход отца он реагировал менее бурно.

— Без троек! — закричал Максим, стоило Климу появится в дверном проеме, и запрыгал, подняв высокого над головой дневник, раскрытый на страницах с годовым табелем. Женя про себя отметила, что ей он сообщил обо всем этом вполне буднично и после прямого вопроса. Впрочем, все прояснилось довольно быстро. — Ты обещал! Обещал! Обещал! — кричал Макс, продолжая прыгать вокруг отца.

— Макс, дай хоть разуться, — взмолился Клим.

— Но мы же поедем?! Да?! Ты же не передумаешь?!

— Куда поедете? — нахмурилась Женя.

— Папа обещал, что если я закончу без троек, то он возьмет меня на Алтай на сплав на байдарках!

— Что?! — изумилась Женя.

— А обещания надо держать! Папа! Мы поедем?!

Клим расплылся в улыбке и потрепал сына по волосам.

— Ну, раз ты свое обещание сдержал, значит, и я должен сдержать.

— Ура!!! — Максим замахал руками и едва не снес Женю.

— Клим, — позвала она, — мы можем поговорить?

Макс немедленно притих. Перевел взгляд с отца на нее. Потом обратно на отца. Поджал губы.

— Я сказал, что поедем, значит, поедем, — решительно ответил Клим. — Отпуск у меня с пятого июня. Так что гуляй пока и не вздумай заболеть.

Макс еще раз издал победный клич и скрылся в своей комнате, потом выбежал из нее уже в уличных футболке и шортах, запрыгнул в сандалии и приготовился было вылететь из квартиры, но Клим поймал его за ворот и вернул обратно.

— Кепку надень, — потребовал он. — Со двора больше чем на двадцать минут чтобы не уходил.

— Понял, пап! — воскликнул Макс и был таков.

— Клим, какие байдарки? — выдохнула Женя, когда дверь в квартиру закрылась, отрезав их от сына. — Ты с ума сошел? На Катуни то и дело кто-то переворачивается! Это горная река! Она ледяная! И там сплошные пороги! А ему девять!

— Во-первых, через две недели ему десять. Во-вторых, это прекрасный возраст, чтобы понять, на что ты способен.

— Но…

— Жень… — Клим вздохнул и из доброго папы превратился в усталого сотрудника органов правопорядка. — Давай не будем, а. Я решил. Он готов. Я за него отвечаю. Все. Чем у нас так вкусно пахнет?

Женя перебрала в голове возражения, но ничего действительно стоящего не нашла.

— Руки мой и приходи, — буркнула она, отворачиваясь.

— Жень…

Она не стала слушать, снова вставила наушники в уши. Музыка привычно ударила басами по перепонкам. Стало легче.

Хочет Клим тащить ребенка непонятно куда, пусть тащит. В конце концов, она сама когда-то сказала, что он может воспитывать его как считает нужным. И вообще, Клим должен понимать, что делает, в благоразумии ему никогда нельзя было отказать.

Перед глазами немедленно встала картина: байдарка переворачивается, Клим с Максом оказываются под водой, Макс ударяется головой о камень, теряет сознание…

Стоп, стоп, стоп…

Клим зашел на кухню, сел за стол.

— Чего такая смурная? — поинтересовался он. — Случилось что-то?

Женя разложила по тарелкам картофельное пюре, гуляш, винегрет, тут же щелкнула чайником, достала из духовки пирог…

Привычные действия дарили ощущения контроля над