ситуацией. Клим с аппетитом принялся есть, периодически принимаясь нахваливать и благодарить — он всегда хвалил и благодарил ее за каждый завтрак, обед и ужин, — и это подействовало умиротворяюще. С самого раннего детства Женя усвоила: еда — это акт любви. Трапеза приносит с собой отдых и ощущение уюта. Наевшийся человек становится добрее и радостнее. Хочешь сделать кому-то хорошо, продемонстрировать свою любовь — накорми его повкуснее и посытнее. И много лет подряд она кормила своего отца, а затем Клима. Мысль о том, что кормить станет некого, пугала до чертиков. С Максом в этом плане было очень сложно: попробуй в него что-нибудь запихай. И когда он убегал с кухни, едва тронув то, что было на тарелке, она начинала чувствовать себя обманутой и покинутой. Вот, попыталась же позаботиться… Ну, если по-другому она не умеет…

— Все нормально, — соврала Женя. Она смотрела на то, как Клим уминает вилку за вилкой, и чувствовала, что уже не хочет говорить о плохом. Тем более раз уж Клим собрался пятого числа увести Максима в горы, то и вопрос с ее присутствием на его дне рождении решился сам собой. — Просто устала. Давай поедим, а там и этот день закончится. Расскажи мне про эти ваши байдарки.

— Жень, пора что-то делать с твоей тревожностью, — вздохнул Клим. — Там простейшая трасса, почти нет порогов, зато будет сопровождающий, обмундирование и все такое прочее…

***

Не смотря на то, что после подробного отчета о предполагаемом сплаве Женя почти успокоилась, ее мечтам о безмятежном окончании дня все равно не суждено было сбыться.

— Клим!

Она влетела в его комнату, закрыла за собой дверь на защелку и рывком приблизилась. Женя подозревала, что смотрелась она дико. Наверное, волосы до сих пор стояли торчком — она их не расчесала и даже толком не вытерла полотенцом, и теперь чувствовала, как холодные капли скользят по затылку и вискам. Но сейчас было не до этого.

— Что случилось? — подскочил Клим. — Макс?

— Нет, — мотнула головой Женя и заставила себя собраться. — Послушай, посмотри, пожалуйста…

Потому что ей наверняка показалось. Клим прав, нужно что-то делать с ее тревожностью. Наверняка в Интернете есть информация о том, как с этим бороться. Должны же быть какие-то методики. И как только у нее появится время… Если у нее теперь вообще еще есть время…

Стоп...

Стоп.

— Что посмотреть? — нахмурился он.

Женя набрала в грудь воздуха. Надо успокоиться.

Успокоиться не получалось.

— Я что-то нащупала… В груди…

Отче наш, иже еси на небеси…

Нет, ей просто показалось. И сейчас Клим тоже ей это скажет.

— Так ты посмотришь?

— Конечно, — кивнул он. — А ты покажешь?

— Не смешно, — нахмурилась Женя, а потом отвела в сторону полу халата, обнажив правую грудь. — Вот здесь, — указала она на нужное место.

Клим замялся, отчего-то не решаясь до нее дотронуться. Ну же. Это ж практически медицинская процедура.

— Я потрогаю? — утонил он.

— Ну, если вам на работе ещё не вставили рентген в глаза, то, конечно, потрогаешь! — разозлилась Женя и тут же укорила себя. Но за много лет совместной жизни Клим привык к ее выпадам, что, впрочем, тоже не было хорошо.

Он наконец решился, неуверенно приложил пальцы к ее груди, слегка надавил, и Женя поверила, что вот сейчас он и скажет ей, что все в порядке и она опять придумала себе лишний повод поволноваться, и тогда уже придет время смущаться и извиняться за всю эту сцену, но тут его лицо изменилось, и Женя поняла: он нащупал то же, что и она. Круглый шарик под кожей.

— Больно? — спросил Клим.

— Немного… Да… — не стала врать им обоим Женя. — Есть?

— Есть, — вынес приговор Клим.

Женя отстранилась и задернула халат. Обняла себя.

Ей всего тридцать восемь. И что — это конец? Она еще столько не сделала, не увидела, не попробовала. Зачем откладывала? Почему была уверена, что у нее в запасе еще полно времени?

— Блин, да как же так? — не удержавшись спросила она сама не зная кого и закрыла глаза.

А потом заплакала.

Как давно она не плакала при Климе? Наверное, в последний раз в ту страшную ночь, когда выбирала: оставить Макса или пойти на аборт. Тогда она дала себе слово: больше не выставит себя перед ним слабой. Ни перед кем не выставит. Поплакать можно и в подушку. Можно много лет прожить рядом с человеком, а он понятия иметь не будет, что творится у тебя внутри. Тут все зависит только от тебя. Но вот опять.

Слезы катились градом.

— Так, отставить панику! — скомандовал Клим. — До похода к врачу даже не думай сама себе диагнозы ставить! Поняла меня?!

Женя кивнула, попыталась вытереть щеки.

— Иди-ка сюда, — позвал Клим, взял за руку и усадил на диван. Сел рядом и обнял. — Жень, все, успокаивайся.

Клим был надежным. Климу можно было верить. Той ночью она поставила на него все. Если бы он не сдержал слово и не взял на себя заботу о Максе, ее жизнь пошла бы коту под хвост. Сколько раз она прокручивала в голове этот сценарий во время беременности? Не сосчитать. Сколько раз останавливала себя. Сейчас, разобравшись в жизни чуть получше и повидав чуть побольше, она бы уже не пошла на такой риск, ибо точно знала: так, как повезло ей, везет одной из тысячи.

— Сама запишешься? — спросил Клим.

Женя нашла в себе силы кивнуть.

— И не смей её бесконечно трогать, ясно?

Еще кивок.

Клим вздохнул и погладил ее по плечу. Женя прижалась к нему ближе. Сейчас можно.

— Я не хочу умирать… — прошептала она. — И через все это… Не смогу…

Точно не сможет. В этом у нее не было никаких сомнений.

— Никто не умрет, — недовольно нахмурился Клим. — Так, все, что ты как маленькая, мне хватает походов к стоматологу с Максом. Давай сначала все же запишем тебя к врачу и сходим на консультацию, а потом будем делать выводы. Давай?

— Сходим? — переспросила она.

— Да. Я с тобой съезжу. С работы отпрошусь, если надо. Провожу до кабинета. Хочешь, с тобой зайду. Могу даже первым пройти осмотр.

— Клим!

Она