– Ограда высокая? – спросил Стеблов.

– Да так, пустяки. Хотя с вашим ростом придется напрячься. Но мы вас подсадим в случае чего.

– Спасибо. Вот чего не люблю, так это по заборам лазить. С детства. Было дело – как-то зацепился штаниной за штырь, когда у соседа малину воровал, а внизу злющий кобель. Ох и натерпелся ужаса.

– Ты еще ужасов нашего городка не видел, – сказал Колян. Сам не понял, зачем сказал. И добавил: – Обойдемся без тебя. Детские комплексы – это серьезно.

Варнакова еще со вчерашнего вечера немного напрягало то, что Стеблов постоянно находился рядом с ним – прилепился банным листом и присматривает, будто он, Колян, пацан какой-то. Михаил, конечно, постарше (под сорок уже, наверное, а то и больше), и тертый калач, судя по всему, но ведь чужой. Можно сказать – чужак.

Сейчас Колян ощутил неприятное чувство, похожее на ревность. Свалился со своего далекого Сахалина и туда же – артефакты ему подавай. Ишь, как глазенки загорелись, едва про Лунный Цветок прознал! А ты его заслужил, этот Цветок? Ты по Зоне на карачках поползал между «плешей», повопил от боли, когда «жарка» до костей прожигает? И вообще – на Цветок Вафида вышла. И жизнью за это заплатила. А какое отношение к Вафиде имеет Стеблов?

В эту минуту Варнаков забыл о том, что еще недавно не испытывал особого желания лезть в Зону. В нем пробуждался азарт.

– Вот здесь налево, – сказал Нагаев. – Теперь метров сто и к ограде. Там старая колея сохранилась, где раньше машины оставляли… Ага, вот здесь. И за кусты, чтобы с дороги не отсвечивать.

Они остановились. Колян посмотрел в боковое окошко и изрек:

– Значит, так. Ограждение и на самом деле высокое. Думаю, мы с Равилем Салиховичем вполне управимся вдвоем. А «коротышки» пусть остаются на стреме.

– Да я пошутил по поводу заборов, – сказал Стеблов. – Так, для разрядки. Я тоже умею по ним лазить.

– Шутки шутками, но ты, Михалыч, лучше машину посторожи. Мало ли чего. А то вернемся, а машина тю-тю.

Последние слова Варнакова внезапно насторожили Михаила. Он нахмурился и спросил:

– А здесь эти, как их, муляжи не бродят?

– Чего? – Колян, не ожидавший подобного вопроса, на мгновение «завис». – Ну ты и загнул! Отсюда им далеко топать, считай, через весь город. Понимаешь, муляжи вылезают только из захоронений, находящихся на территории Зоны. Это она на покойников как-то воздействует. Но за пределами Зоны никакого аномального влияния нет. Вообще никакого. Так что на этом кладбище покойники спят спокойно, от него до Периметра километров пять-шесть. А то и больше.

– Но ведь в Искитим же муляжи заходят?

– Понимаешь, они абы куда не ходят. Идут или в свое бывшее жилье, или к родственникам. А зачем им идти на кладбище?

– А вдруг у них здесь какой-нибудь родственник похоронен?

Нагаев негромко засмеялся:

– А ведь резонный вопрос. Как-то он никому раньше в голову не приходил.

– Михалыч, – сказал Колян. – Скажи прямо, ты муляжей боишься?

– Не то чтобы боюсь… Просто я с ними никогда дела не имел.

– А вы что, Михаил, тут недавно? – спросил Нагаев.

– Около месяца. Нет, я не боюсь. Но ведь эти, нынешние, муляжи какие-то бешеные, верно? Черт знает что у них на уме.

– Сделаем так, – решил Варнаков. – Оставайся тут и жди нас. А если что… Пистолет ведь с тобой?

– Да.

Стеблов распахнул куртку на замке и показал левую внутреннюю сторону. Рукоятка «макарова», с которого Михаил так и не снял глушитель, торчала из длинного кармана в районе подмышки. Рядом, ближе к линии замка, находился еще один карман, покороче.

– Ловко, – сказал Колян. – Ты что, постоянно пистолеты с глушителем таскаешь?

– Нет, это… Это я так, на всякий случай. – Стеблов смутился. – Можно что угодно засунуть – от бутылки до большого гаечного ключа. Я в Южно-Сахалинске так и делал на случай форс-мажора – я там на окраине жил.

– Предусмотрительный ты мужик, Михалыч. Так вот, по поводу муляжей. Если вдруг что, стреляй, и лучше в голову. Они после выстрела на какое-то время отключаются. Но я надеюсь, что до этого дело не дойдет.

Они выбрались из автомобиля и приблизились к ограде.

– Ты глянь – ночь-то какая лунная, – сказал Нагаев. – Светло без фонариков. Три дня моросило, а тут распогодилось. Словно специально.

– Могила далеко? – спросил Стеблов.

– Да нет, – отозвался старик. – Метров сто, не больше. Вон видите высокое дерево виднеется? Это старая береза. Могила Гулии от нее в десятке шагов левее.

Михаил вытащил сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил.

– Будете, Равиль Салихович?

– Нет. Я лучше потом.

– Что, кошки скребут?

– Скребут. Но это из-за Гулии. Не думал, что буду ночью к ее могиле пробираться, словно вор. Печально всё это… Быстрей бы уж с этим закончить.

– Ну тогда… – сказал Стеблов. – Удачи, что ли.

– К черту! – отозвался Колян.

Нагаев и Варнаков перебрались через ограду и медленно двинулись между могил. Старик подсвечивал под ноги фонарем, бормоча под нос: «Не слышно шуму городского, над невской башней тишина…»

– А почему «невской»? – негромко спросил Колян. – Это про Петербург?

– Про него.

– Вы там бывали?

– Учился я там. Но вообще-то это стихи Блока.

– Знаю такого. «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет…»

– Что, запомнилось?

– В юности проняло. Страшное стихотворение, враз мозги прочищает.

– Жизнь страшнее. А вообще – не знал я, что ты стихи любишь.

– Я не люблю. Просто запомнилось.

Дальше они продвигались в молчании почти до самой могилы. У приметной высокой березы, от которой следовало повернуть налево, Нагаев неожиданно остановился и сказал:

– Коля, а мы ведь лопату забыли. Как копать будем?

– А зачем копать? Я прихватил кухонный нож – думаю, его достаточно. Вы считаете, что Вафида там яму выкапывала?

– А что?

– Если и выкапывала, то маленькую ямку. Тайник должен находиться очень близко к поверхности. Возможно, даже на виду, так, чтобы вы могли его очень быстро обнаружить. Естественно, когда догадаетесь, что он находится где-то там.

– Верно. Действительно, я и не сообразил. Глупо всю могилу перекапывать. Если тайник там есть, то прямо под носом.

Сначала они проверили землю под могильной плитой и возле каменной стелы, изготовленной в форме продолговатого конуса. Затем Нагаев взял нож. Однако, ткнув несколько раз в землю, выпрямился и со вздохом произнес: