– А тебе не приходило в голову, что у меня могут быть свои планы?

Граф Бэнкрофт пристально взглянул на дочь:

– И в твои планы на будущее включен Дельгадо?

Сабрина не желала обсуждать это.

– Почему десять лет назад ты не сказал мне, что отец Круза погиб? – спросила она.

Ее отец вздохнул:

– Я чувствовал себя виноватым, поскольку не сумел остановить Витора. Опоры в том месте были шаткими, но до ремонта у меня не доходили руки.

– Ты послал Витора разведать, нет ли там других алмазов, таких же ценных, как «Эстрела вермелья»?

– Боже милосердный, нет! Я умолял его не ходить туда, но он был одержим желанием найти алмаз и разбогатеть. Витор был болен алмазной лихорадкой. Я не рассказал тебе об этом, потому что ты оплакивала своего ребенка. Ты была худенькой и бледной и скользила по дому как привидение. – Взгляд графа стал задумчивым. – Как я слышал, Круз – порядочный человек. Вместе с Казоррой они добились, чтобы в горнодобывающей промышленности повысили стандарты безопасности. Кроме того, они тратят огромные деньги, помогая детям, живущим в фавелах… Ну, и каковы шансы, что вы снова будете вместе? – неожиданно поинтересовался отец.

– Никаких шансов, – прошептала Сабрина.

* * *

– Почему ты молчала, мама? – Круз вскочил с дивана. – Почему все эти годы ты позволяла мне думать, что граф Бэнкрофт заставил отца вернуться в опасную штольню?

– Я боялась, что ты изменишь мнение об отце. – Ана Мария вытерла слезы. – Витор был хорошим человеком, но он был одержим идеей найти алмаз, похожий на «Эстрела вермелья». Он не слушал ни меня, ни графа Бэнкрофта, который умолял его подождать, пока укрепят опоры. Твой отец его не послушал, за что и поплатился жизнью.

– Проклятье! – Круз закрыл лицо руками. – Как я жалею, что узнал об этом только сейчас…

Ана Мария последовала за сыном, стремительно шагнувшим к двери.

– Что ты собираешься делать?

– Я должен извиниться перед Сабриной и ее отцом.

Поцеловав мать в щеку, он вышел.

Сабрина…

Когда-то она его любила.

Десять лет назад он позволил ей уйти, считая, что ему не место рядом с дочерью графа, хотя должен был бы за нее бороться. Сабрина значила для него не меньше, чем мать и сестры. А это значит, что десять лет он обманывал себя, считая, что поступил благородно, отпустив ее. С губ Круза едва не сорвался стон. Если она отвергнет его, значит, именно это он и заслужил. Но без борьбы он не сдастся.

Граф Бэнкрофт быстро потерял интерес к устройству в поместье зоопарка и решил заняться разведением альпака[5]. Удивительно, но Сабрине было все равно, что будет с Эверслей-Холл.

Даже реставрация мебели ее больше не интересовала, и она апатично бродила по поместью. Ноги по привычке понесли Сабрину к конюшне. Сердце ее екнуло, когда она услышала знакомое ржание.

Она говорила себе, что, наверное, сошла с ума, а глаза ее обманывают. Но ошибки не было – Монти приветствовал Сабрину фырканьем и уткнулся мордой в ее шею.

Она ничего не понимала. Как любимая лошадь, которую она была вынуждена продать, попала сюда? Вдруг она заметила пакет. Сабрина вскрыла его дрожащими пальцами и уставилась на картину, которую Круз купил ей в Португалии. Но она забыла ее на вилле! Что происходит?

Сабрина повернулась и увидела во дворе Круза. На нем были черные джинсы и рубашка поло под коричневым кожаным пиджаком. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, тот, кому ее сердце принадлежало навечно, по-прежнему стоял там.

– Что ты здесь делаешь?

Круз одарил ее чуть ироничной улыбкой:

– Мне кажется, я доказал, что не могу без тебя, теи amor.

Моя любовь?!

– Я решил доставить Монти сам, потому что знаю, как ты его любишь, – мягко продолжил Круз. – Я убедил новых владельцев продать его мне. Теперь он твой навсегда.

Сабрина прикусила губу.

– Не понимаю. Ты сказал, что я тебе больше не нужна, но при этом взял на себя труд вернуть мне Монти.

Она не могла поверить, что за эти дни что-то изменилось. Неужели?.. Она не переживет, если это не так.

Круз посмотрел на нее, и она заметила, что ямочки в уголках его губ стали глубже, а в глазах промелькнула такая боль, что Сабрина невольно бросилась к нему и обняла. Нет, она больше не может скрывать, что Круз дороже ей всех на свете, пусть даже он снова разобьет ее сердце!

– Мне так жаль, что я уехала тогда, – прошептала Сабрина.

– Тебе жаль? – Круз застонал и так крепко прижал ее к себе, что она слышала стук его сердца. – Это мне жаль, что я несправедливо обвинил твоего отца и ужасно обращался с тобой. Мама рассказала мне, что на самом деле произошло. Мой отец сам виноват. Встретившись с тобой, я понял, что ничего не изменилось, что я по-прежнему люблю тебя. – Он закрыл глаза. – Если бы ты знала, как я презираю себя!

Сабрина услышала только одно: «Я по-прежнему люблю тебя».

Она откинула голову, чтобы видеть его лицо, и, не веря своему счастью, спросила:

– Ты меня любишь?

– Больше жизни. – Лицо Круза исказила болезненная гримаса, и он криво усмехнулся. – Хотя ты, скорее всего, мне не поверишь.

Сабрине показалось, что она готова взлететь в небо.

– Круз, я согласилась стать твоей любовницей только потому, что ты единственный мужчина, которого я когда-либо желала! Единственный мужчина, которого я любила и, наверное, буду любить вечно. Жалко, что ты нажил состояние, потому что я доказала бы, что люблю тебя таким, какой ты есть.

– Прости, что я позволил тебе тогда уехать, – хрипло проговорил Круз. – Прости, что не сказал, что люблю тебя. Люблю до боли. – Он зарылся лицом в ее волосы. – Сколько лет потеряно напрасно…

Круз опустился на одно колено и вытащил из кармана небольшую коробочку.

На солнце, показавшемся из-за туч, блеснул всеми цветами радуги бриллиант.

– Ты выйдешь за меня замуж, теи anjo, мой ангел? Согласна ли ты стать моей любовью до конца наших дней?

– Почту за честь, – сказала Сабрина, вкладывая в свой взгляд всю любовь, которая жила в ее сердце. – Но я хочу, чтобы мы не забывали нашего Луиса, чтобы он всегда был с нами. Бедный Луис, мой бедный мальчик… – Голос ее дрогнул, но она быстро овладела собой. – Я все же надеюсь, что у нас будут дети, которым мы подарим нашу любовь. Я хочу не меньше четверых. – Сабрина одарила Круза дразнящей улыбкой, пленником которой он стал на всю жизнь.

– Всего четверых? – тоже поддразнил он ее, подхватывая на руки и направляясь к сараю с сеном.