и смахнул навернувшиеся слезы. Он зашел в кабинет Джейка, и они вместе отправились из «Три-бьюн» на мероприятие, которому в офисе Норкоста придумали название «Митинг протеста против преступности в северном Портленде». Он договорился встретиться с Женивой прямо на митинге, куда она должна была привезти Обадиа,

Когда они свернули на бульвар Мартина Лютера Кинга, Кларенсу пришлось взять себя в руки, чтобы не нервничать. Он никогда не ездил по этой улице из-за неприятных воспоминаний о том ожесточенном сопротивлении, которое было вызвано решением дать новое название — авеню Единства. Особо донимало то, что некоторые из тех, кто боролся против этого переименования, были консерваторами. Одним из самых больших противоречий в жизни Кларенса было то, что среди наиболее близких ему по убеждениям и нравственным принципам людей, которые, как и он, ненавидели политическую некорректность, деспотичное правительство и ограничение свободы, были те, кто никогда не ожидал чего-либо доброго от людей с черной кожей.

— Ты помнишь тот день, когда убили Мартина Лютера Кинга? — спросил он Джейка.

— Да, помню. Я как раз уволился из армии.

— А ты помнишь в точности, где был в тот момент?

— Нет. Точно не помню.

— А я помню. Я был в восьмом классе. Мы тогда жили в Чикаго в микрорайоне Генри Хорнера. Это было незадолго до того, как мы переехали в Кабрини Грин. Я услышал о произошедшем, когда играл во дворе после занятий. Прибежал Спай-дер Эдвардс с выпученными глазами и, заикаясь, сказал: «Они убили Мартина». Я помчался домой к маме. Она была вне себя. Я ее такой еще никогда не видел. Отец пришел домой с работы раньше обычного. Он плакал и не мог остановиться. Для нас в микрорайоне это был конец света.

— Я помню, как убили президента Кеннеди, — сказал Джейк, — точно помню, что я был в выпускном классе. Мы играли в баскетбол. В тот момент, как мне удалось сделать трехочковый бросок, пришел секретарь директора и сказал о случившемся тренеру, а тот рассказал нам. Это было как будто вчера.

— Правда? Я часто слышал подобное. Я тоже помню тот

96

день, но не настолько хорошо, как день убийства Мартина.

О дне убийства Кеннеди Кларенсу запомнилась только мама, которая с ужасом в глазах спросила: «Тот, кто его застрелил, не был черным?»

Кларенс решил прекратить этот разговор. Как можно ожидать, что Джейк поймет, почему для них смерть Мартина Лютера Кинга была подобна явлению четырех коней из книги «Откровение»? Для черных это выглядело как крушение надежд. У Мартина, несомненно, были недостатки, но его убеждения о равенстве и мечта о расах, живущих в гармонии, были от Бога.

— Расскажи мне о Чикаго. Какими были те микрорайоны?

— Они были... похожи на другую планету. Нация пришельцев. Переезжая из Миссисипи в Чикаго, мы думали, что все будет прекрасно. Мне было десять, Дэни — шесть. Черные не могли купить недвижимость в пригороде, и потому нас всех впихнули в Саутсайд. Жизнь была такой же, как в любом городе, хотя, по правде говоря, нам жилось довольно неплохо. Моя семья имела больший достаток, чем когда-либо раньше. Отец и мама тяжело работали, чтобы дать нам возможность учиться. Но банды орудовали даже в те времена, а расовое противостояние было очень сильным. Ты же знаешь: в шестидесятые годы белые и черные принадлежали к двум разным мирам. Эти миры существуют и по сей день. Мы тогда думали, что в будущем все изменится, но этого не произошло.

Джейк понимающе кивнул. Он хотел задать еще несколько вопросов, но воздержался.

— Знаешь, что меня донимает, Джейк? Это то, о чем мы постоянно спорили с Дэни. Я вырос в бедности, и потому хочу максимально увеличить разрыв между собой и бедностью. Белые парни среднего класса и аристократы могут говорить о своем отождествлении с бедными и нести прочий благородно звучащий вздор, но они делают это только потому, что никогда не были бедными. Когда ты знаешь, что такое нищета, то не видишь в ней ничего мистического или притягательного. Ты просто больше всего на свете хочешь никогда не быть бедным. Вот почему я ненавижу эту часть города.

Кларенс посмотрел туда, где раньше была химчистка. Теперь там находился винный магазин. Там, где раньше был кабинет врача, теперь был ломбард. Бывшее здание церкви, перебравшейся несколько лет назад в безопасное предместье, теперь ста-

97

ло бандитским притоном и местом торговли наркотиками.

На стене разбитого аптечного киоска еще сохранилась вывеска пятидесятых годов, которая качалась на ветру, угрожая вот-вот сорваться и упасть на голову кому-то из прохожих. Похоже, здесь процветали только маленькие, обклеенные рекламой лотерей магазины, принадлежащие иностранным владельцам. Кларенс наблюдал, как туда входили люди с глазами, полными надежды на то, что им удастся сорвать джек-пот и избавиться от жизненных тягот. Позже эти же люди будут испытывать страх, угрызения совести и стыд из-за того, что впустую потратили деньги, на которые можно было бы купить школьную форму для их детей.

— Не выношу эти вонючие лотереи, — сказал Кларенс, — государство финансирует искушение для бедных. Они заставляют людей думать, что те могут процветать без тяжелого труда и дисциплины, — он резко затормозил возле яркой красной вывески «Бакалея Кима» — одного из дюжины корейских магазинов в северном Портленде, — как насчет содовой?

Кларенс вместе с Джейком зашел в магазин и заметил кореянку, которая сразу же шмыгнула в заднюю комнату. Он почувствовал на себе подозрительный взгляд другой женщины, которая стояла за прилавком и краем глаза наблюдала за ним. На мгновение Кларенс испытал до боли знакомое напряжение, как будто все ожидали, что он вот-вот вытащит пистолет или схватит что-нибудь с полки и убежит.

— Хороший денек, не правда ли? — спросил он, протягивая продавщице два доллара за две бутылки с шипучкой. Она, опустив глаза, тихо ответила «да» и положила сдачу не в его руку, а на прилавок.

Выходя на улицу, Кларенс кипел внутри.

— Боялась испачкать свою руку, прикоснувшись к черному.

— Что? — изумленно спросил Джейк.

— Все владельцы