свежих надписей, сделанных какой-то бандой на стене над мусорным баком, Кларенс внутренне содрогнулся. Еще несколько лет назад в Грешеме не знали, что такое банды.

Въехав на кладбище, он застегнул молнию ветровки по самый подбородок. Была середина сентября, и о жаре, стоявшей еще десять дней назад, теперь осталось только воспоминание. Почему все выглядит так, как будто скоро зима? Многие листья увяли и начали преждевременно засыхать. Вскоре их, лишенных остатков жизни, сорвет ветер, и они будут преданы забвению.

После нескольких минут активного вращения педалей Кларенс свернул с тропы в районе Истмана, пересек Пауэлл и направился к своему любимому кафе, где его ждала награда за труды.

Он приковал велосипед к скамье, заказал кофе и бросил в рот пару изюмин в шоколаде. Когда заказ принесли, Кларенс оставил кофе остывать и вышел в туалет. По возвращении он довольно долго сидел со свежим номером «Трибьюн» в руках, отхлебывая кофе. Затем, на обратном пути он опять пересек Пауэлл и свернул на тропу.

Возвращаясь домой, Кларенс подъехал к скрытому зарослями старому дому, из дымохода которого уже поднимался первый признак осени. Дым был виден издалека. Черный у трубы, он затем становился все светлее и светлее, пока полностью не растворялся в вышине. За старинной кованой оградой притаился ротвейлер Хьюго, который сначала залаял, но, узнав своего друга, сразу же замолчал.

Кларенс снял со спины свой рюкзак, вытащил сверток фольги, развернул его и, перегнувшись через ограду, вручил Хьюго хрящеватый кусок мяса, отложенный вчера во время ужина.

— Если бы Спайк сейчас увидел нас, то расценил бы это как предательство, — доверительно сказал Кларенс псу. — Конечно, вчера вечером он уже получил свою долю, но все же, когда Спайк ревнует, к нему лучше не подходить. Даже ад не так яростен, как униженный бульдог.

Он еще немного пообщался с Хьюго в той глупой манере, в

93

которой люди разговаривают с собаками и младенцами, когда знают, что все равно будут любимы, какую бы глупость ни сказали.

Хьюго лизнул протянутую через изгородь руку. Кларенс был уверен, что для этого пса все люди выглядят одинаково, и не имеет значения цвет кожи. Черные не раздражают и не впечатляют его. И это нравилось Кларенсу.

Он подъехал к одиноко стоящей недалеко от жилища Хьюго парковой скамье. Для него уже стало своеобразным ритуалом слезть с велосипеда перед этой скамьей и растянуться на ней прежде, чем опять вскочить на сиденье и медленно взбираться на большой холм, за которым находилась автострада и дорога домой. Полежав минут пять, вдыхая окружавший его мир мечтаний и надежд, Кларенс опять сел на велосипед и внутренне собрался, возвращаясь в реальный мир.

Было необычно оказаться в «Трибьюн» в субботу, но Кларенс и Джейк оба хотели поработать над будущим материалом, чтобы высвободить время на следующей неделе. Джейк планировал провести время с Джанет и Карли. У Кларенса были свои планы.

Он закончил спортивный репортаж. Да, пусть это не шедевр, но все-таки выглядит очень пристойно. За многие годы было только несколько случаев, когда его статья была перечеркнута редактором, но каждый из этих случаев все еще остается в памяти.

Ожидая Джейка, Кларенс окинул взглядом помещение «Трибьюн», в котором сейчас находилось только несколько сотрудников. Он напряженно работал многие годы, чтобы оставить в этом месте свой след. Кларенс вспомнил отца. В детстве Обадиа говорил ему: «Сынок, чтобы достичь половины успеха белых, ты должен работать в два раза тяжелее их. Я понимаю, что тебе это кажется несправедливым, и это действительно несправедливо, но ничего не поделаешь. Я знаю, что у тебя получится, и ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь».

Папа говорил: «Быть невежей не стыдно. Стыдно, когда ты остаешься невежей тогда, когда не должен им быть».

Обадиа вырос, ходя за плугом своего исполыцика-отца и сражаясь с сорняками, засухой и долгоносиком. Закончив играть в негритянской бейсбольной лиге, он за многие годы сменил множество работ, причем порой работал одновременно на двух. Он перепробовал все: от повара в ресторане быстрого

94

питания до сторожа в маленьком колледже для черных. Руководители колледжа позволяли ему после рабочего дня сидеть в учебных аудиториях. Обадиа это очень нравилось. Он открыл для себя библиотеку — храм для разума. Он любил книги, и за время работы в том колледже перечитал сотни томов.

«Старые книги. У них самый удивительный запах. Самый удивительный». При этих словах глаза Обадиа сверкали, и во время обеда он нередко зачитывал вслух какой-либо интересный факт или высказывание.

«Обед остывает, Обадиа», — говорила мама, но как бы хороша ни была ее стряпня (а она была самой лучшей) Обадиа Абернати всегда отдавал предпочтение познаниям.

Однако была одна книга, которую открывали во время обеда каждый день. Книга с большой буквы. Божья книга. Обадиа читал ее дрожащим голосом, а затем говорил: «Это слова Всемогущего, детки. Не будьте небрежны с Богом. Слышите? Если вы преступите Его заповеди, они переступят вас».

Как жаль, что папа не имел возможности учиться. С его жаждой знаний он мог бы стать ученым, доктором или учителем. Он мог бы стать кем угодно. Но, работая по четырнадцать часов в сутки, чтобы прокормить семью, для учебы остается не так уж много времени.

Кларенс вспомнил, что отец рассаживал детей, как воробьев на заборе: Харли, Эллис, Даррин, Марии, Кларенс и Дэни. С этого часто начиналось наставление: «Всегда вырывайтесь из отстающих, детки. Смотрите на кого-то, кто учится лучше вас. Затем старайтесь догнать его, а когда догоните — перегнать. Совершенствуйтесь, детки. Это — ваша задача. Всегда совершенствуйтесь. Вы слышите?»

«Я слышал, папа».

Кларенс поднял трубку и набрал номер.

— Привет, дорогая. Да, все отлично. Позови папу, — он подождал.

— Хеллоу, Долли, — отец удивил его прекрасной имитацией низкого, хриплого голоса Луи Армстронга.

— Хеллоу, папа, — засмеялся Кларенс, — просто решил позвонить. Ты сегодня измерял давление? Все нормально?

— Ну, конечно, сынок. Почему ты спрашиваешь?

— Просто интересуюсь. Ты все еще хочешь поехать в парк на митинг?

— Конечно. Ты же знаешь, что я еще о-го-го.

95

— Знаю, папа. В таком случае, увидимся на митинге.

— До встречи, сынок.

Кларенс положил трубку