Он заказал его на неделю и дал еще кое-какие инструкции.

– Я сейчас же этим займусь, мистер Уайлд, – сказал портье.

Ну а теперь очередь Колдуэлла.

– Калеб!

Он обернулся… и почувствовал, как у него сдавило горло.

Сейдж переоделась в платье и легкие босоножки. Платье было цвета весеннего неба без единого облачка. Тонкие бретельки, юбка-колокол. Босоножки – на высоких каблучках, с множеством переплетающихся ремешков. Она подняла волосы наверх, и его руки так и чесались вытащить все эти шпильки, расстегнуть все эти пуговицы и оставить ее в одних босоножках и в том, что было под платьем…

– Что? – спросила удивленная Сейдж.

– Да ты просто красавица. – Калеб притянул ее к себе.

Поразительно, что эта необыкновенная женщина принадлежит ему.

А он – ей.

Взятая напрокат машина стояла там, где он ее оставил. Те же мальчишки болтались рядом.

Калеб вытащил из кармана разорванные половинки банкнотов.

– Отличная работа, – сказал он, а потом… добавил еще два стодолларовых банкнота.

Не каждый день мужчина предлагает женщине выйти за него замуж.

– Ого! – заявил он, отъезжая.

– В чем дело? – поинтересовалась Сейдж.

Калеб взял ее руку и поцеловал ладонь:

– Просто «ого».

– Ого, все быстро произошло?

– Да. Но не сомневайся: у нас все будет хорошо.

– Значит, ты оптимист, – заметила она, стараясь сдержать улыбку.

– Честно говоря, я прагматик. Поэтому не сомневаюсь, что все у нас получится. Мы не ринулись куда-то сломя голову. Мы честны друг с другом, а честность – основа любых успешных отношений. Конечно, впереди нас ждет еще немало кочек. Ты предупреждай меня, если я не замечу.

– А ты – меня.

– Вот и отлично – честность и доверие. Разве мы можем проиграть?

– Может, скажешь, куда мы едем?

– Это сюрприз.

– Для меня сейчас все сюрприз.

– В мой отель. В мой, а не в тот мавзолей, что выбрал Колдуэлл.

– Правда кошмар? Антураж для «Семейки Адамс».

– Это старый сериал? Точно.

– Бродвейское шоу. Я в нем участвовала.

– Еще одно «ого», – улыбнулся он.

– У меня было всего три реплики в первом акте.

– Быть актрисой не просто, верно?

– Да. Приходится крутиться. Я много играла. И не только на Бродвее. Ну и, конечно, в рекламе.

– В Далласе много театров.

– Не представляю, что там может быть в вашем Далласе.

– Ничего, скоро увидишь. Он не такой большой, как Нью-Йорк, но…

Сейдж сжала его руку:

– Но все будет хорошо.

– Не смейся. Я покажу тебе свои любимые места. А если тебе не понравится моя квартира, мы купим что-нибудь другое.

– Так ты живешь в городе? Я думала, что в Эль… Эль…

– Эль-Суэно. Это наше фамильное ранчо. Я там часто бываю, но в основном живу в Далласе. – Он посмотрел на нее. – Пожалуй, не стоит растить ребенка в городе. Мы найдем дом. Или ранчо. Хочешь?

– Не знаю, что и сказать… Столько нового сразу…

– Эй… – Калеб погладил Сейдж по голове и мысленно отругал себя. Он хотел сделать ее счастливой, но слишком много взвалил на эти хрупкие плечи. Кое с чем лучше подождать. – Мы никуда не торопимся. Мы все будем делать постепенно.

– Спасибо, – тихо сказала она, – за понимание. Вероятно, я из тех, кто с трудом привыкает к новому. Я и в Нью-Йорке толком не освоилась.

Некоторое время они ехали молча. Потом Сейдж снова повернулась к нему:

– Когда мы уедем в Даллас? Рано или поздно, но тебе будет нужно вернуться к делам.

– Ну… я думаю, мы останемся здесь до конца недели.

– О!

В одном коротком слове был заключен целый мир.

– Тебя беспокоит встреча с моей семьей? – спросил Калеб. – Они будут удивлены, но порадуются за меня. За нас.

Сейдж хотелось в это верить, ей хотелось доверять Калебу. Она уже и так доверила ему не только свое будущее, но и свое сердце. Что делало все таким опасным…

– Ну, вот мы и приехали.

Она огляделась. С одной стороны был Центральный парк, с другой – высокое здание.

Калеб отстегнул ее ремень безопасности.

– Какое унылое лицо! Разве можно так начинать первую неделю нашей совместной жизни?

– Легко сказать, – вздохнула Сейдж.

– Хм, сэр, мадам!

Одетый в униформу швейцар стоял рядом с машиной.

Сейдж вспыхнула. Калеб улыбнулся.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь отогнал на парковку мою машину, – распорядился он.

– Конечно, сэр.

Швейцар потянулся к ручке дверцы, что позволило Калебу наклониться и подарить Сейдж короткий поцелуй.

– Прекрати, – прошептала она, но ее щеки были розовыми, глаза блестели, и она улыбалась. Отлично!

Калеб вышел из машины и бросил ключи подбежавшему мальчишке. Сейдж поблагодарила швейцара, когда тот предложил ей руку, помогая выйти из машины.

– Добро пожаловать в отель «Нью-Йорк», – вежливо улыбнулся швейцар.

Рука Калеба легла на ее талию. Сейдж смотрела на его улыбающееся лицо, и ее сердце наполняла любовь.

Может, стоит признаться ему, что он значит для нее? Или откровенность заведет их слишком далеко?

Номер был великолепный. Большой. Просторный. Светлый.

– Траурные физиономии тут запрещены, – заявил Калеб.

Все окна выходили на Центральный парк. В небольшую столовую можно было попасть прямо из гостиной. А ванная, размером почти с ее квартиру, находилась рядом со спальней.

Но что заставило Сейдж буквально задохнуться от восторга, так это цветы.

Розы и тюльпаны, орхидеи и маргаритки и еще множество других, названий которых она не знала, стояли в высоких хрустальных вазах, грациозно покачивались в белых керамических чашах, томно склонялись над бледно-голубыми кувшинами.

– Это ты все устроил?

Калеб почувствовал, что его щеки вспыхнули. Неужели он способен краснеть?

– Тебе они нравятся? – спросил он с нарочитой легкостью. – Я не знал, какие цветы ты любишь, поэтому…

Ее руки обвились вокруг его шеи.

Он притянул Сейдж к себе, зарылся лицом в ее волосы, и вдруг… перед глазами все поплыло.