Но только я произнесла «А» из фразы: «А что дальше?», как по контурам пентаграммы прошла искра, заклубился едкий дым, с примесью пепла, а комнату ощутимо тряхануло — я еле сохранила равновесие — и то, мне кажется, в начавшейся суматохе меня кто-кто любезно поддержал. Кто-то в кожаных перчатках.

Стража распахнула двери, удушливое облачко устремилось к выходу, оставляя то тут, то там серебристо-черные кучки.

Откашлявшись и сморгнув пыль и пепел, попавшие в глаза, я наконец-то смогла понять, куда это все смотрят. В самой внушительной кучке, точно шиншилла, копошился птенец, серо-черный от золы и пепла.

Издав какой-то непонятный звук, он на нетвердых лапках поскакал ко мне.

И эта неощипанная курица — мой «грозный защитник от всех напастей»?

Спасибо, Божественная Птица, удружила…

33

Темный лес, с шуршащей под ногами листвой, влажной пеленой ложится на кожу, проникает в легкие, со своей множественной гаммой лесных ароматов, усиленных висящей влагой в воздухе: они смешиваются между собой, оставляя приторно-горький привкус на языке с травянистым налетом. Пальцы ног в открытых сандалиях немеют от прохлады, доносящейся вместе с шумом бегущей воды. Да и легкая ткань ночной рубашки не спасает. Я то и дело вздрагиваю и усиленно растираю оголенные плечи, с тоской вспоминая о теплом мраморном камине в покоях Квенсы. Ну, то есть в моих покоях.

Тусклое нечто, висящее в небе, почти не освещало окружающее пространство. Этому спутнику, или чтобы это ни было — хотя больше похоже на дыру в черном покрывале с бледно-сером подкладом — далеко до Луны и Мены — спутнику планеты, на котором располагается Хайм. Она, в отличие от нашей Луны, немного отдавала перламутровым сиянием, что делало ночи на Кишатуме (земля и огонь) воистину волшебными.

Впереди мелькнул огонек. Оранжевый, задорный и манящий своим теплом. Осветил ствол дерева и, вильнув, попытался скрыться. Я погналась следом: ведь еще немного и сковывающий меня холод проберется в костный мозг.

— Постой! — позвала, в надежде, что неведомое существо меня услышит.

Огонек замер. Но стоило приблизиться — как он отпрыгивал, словно солнечный зайчик.

Стало жарко: то ли от бега, то ли от смены климата. Теперь легкая одежда не беспокоила, а стала спасением. Шелудивая искра снова мелькнула, почти сливаясь, с заревом, окрашивающим кромку обрыва в багряно-желтые оттенки. Осторожно подошла ближе, чувствуя, как жар обжигает пазухи носа и горло при каждом вдохе. Внизу, в нескольких десятков метров подо мной разливалась река кипящей лавы. Было страшно и, в то же время, трепетно смотреть, как ее обжигающие потоки лижут темный камень.

Жидкий огонь настолько завладел моим вниманием, что я не сразу заметила, что рядом кто-то есть. А когда заметила, было поздно — чьи-то руки толкнули меня в спину, и я полетела вниз…

Резко очнулась, рвано хватая ртом воздух и ощупывая кожу лица на наличие ожогов. Понадобилось пару минут, чтобы понять, что я нахожусь в своей комнате. А щеку неприятно покалывает из-за неудобной позы, в которой я заснула. Ведь раскрытая книга — далека от подушки так же, как ворон от письменного стола, чтобы кто ни говорил.

Потерла щеку и размяла затекшую спину, слыша приятный хруст позвонков.

Так и знала, что засну. А я ведь даже и половины нужной мне главы не прочла. Уснула на нуднейшем описании исполинской ледяной фигуры Бьорна Ослепительного — предка Эдера Ксейтс Байры. Мне нужно было подготовиться, чтобы суметь поддержать светскую беседу с ним на званом вечере.

Отодвинула стул, встала и подошла к окну. На ветру тихо покачивалось жилище моего нового друга, которому я еще не придумала имя, и, судя по всему, он — почему-то мне казалось, что это мальчик, хотя окраска у него была донельзя невзрачная, какая обычно бывает у самок — так и останется Птахом. Клетка у него была необычна, и не из-за золотого напыления — она была лишена прутьев решеток и дверей, лишь каркас и насест.

— И почему ты такой заурядный? — задала вопрос птице, зарывшейся в свои перья и спрятавшей голову под крыло. — Помощь бы не помешала…

Открыла ставни, вдыхая остывший воздух. Даже в Ливахайме чувствовалась осень. Конечно, не такая, как в моем городе на родной Земле, когда осенние листья застилают ковром тротуары, а пронизывающий ветер, сопровождающийся обманчивым теплом, намекает, что надо уже впрыгивать в сапожки и натягивать куртку. Здесь осень теплая, и только ночью начинаешь ощущать, что природа готовится к зиме. +13С° за окном — спасение от дневного зноя. Хотя в замке и так не жарко днем, но легкий ночной ветерок с прохладными нотками — приносящий густые запахи земли и высушенной на солнце травы — прогоняет пульсацию в висках.

Оглянулась на стол, где покоилась раскрытая книга. Вздохнула и направилась к кровати, напоследок, коснувшись металлического насеста, чуть качнув его.

Бесполезно среди ночи впихивать в себя книжные знания, иначе это неизбежно приведет к тому, что все смешается в кучу в моей черепной коробке. И не дай Боже мне перепутать первородного из клана Ксейтс Байра с Аату — предком и родоначальником клана Ану. Лучше поспать…

34

Забралась под легкое покрывало, максимально расслабившись и закрыв глаза. Но сон не шел. И дело было не в страхе и волнении перед предстоящим вечером. За последнюю неделю, это будет не первый мой прием хаубиса под крышей замка Ливахайм. Правда, честно сказать, Эдер — первый гость, с которым точно будет не все так гладко, в случае любого, даже мелкого, промаха. Лайонел щадил меня, и первыми из списка пошли более лояльные к его решению главы Аирзов. Софир была мила, и даже не оскорбилась, когда я выхватила у нее из-под носа чашку с супом. Просто я заметила, что в овощном бульоне плавают куски мяса — а подать такое вегетарианцам в первый же вечер знакомства было бы тем еще провалом. И видимо, кто-то на это и рассчитывал…

Смутная тревога превратила взбитую мягкую перину в мешок с камнями. Ерзала и вертелась с боку на бок, пытаясь выкинуть из головы бесцеремонно ломившиеся в нее подозрения.

А ведь случай с мясом не единственный…

Странности повторились, когда приехала чета Хаурнов, что обитают в Хульт-Аусиде (лес и пустыня), в Пустынном Лесу. Судя по картинкам из книги, этот район напоминал нашу Тундру. Главой был Адгур, на вид суровый житель степей, имеющий сходство с северным оленем, правда, лицо по форме было человеческое, покрытое мехом, с внушительными рогами на голове. Сопровождала его жена, с нежными чертами лица, которые не портил даже пепельного цвета короткий мех с темным отливом. А чего стоили украшенные цветами витиеватые рога, смотревшиеся со стороны изящной короной, и большие сине-зеленые глаза с оранжевыми крапинками. Аглаида сразу прониклась ко мне дружелюбием, нисколько не смутившись моим видом, и пока Лай и Адгур, обсуждали строительство плотины на реке Хаубисбанди (лента), она показывала мне сколы первых рогов ее детей, без умолку болтая о своих шести любимых сыновьях и седьмой, долгожданной дочурке. Я не все понимала из ее речевого потока, но мне было приятно, что она относилась ко мне, как к равной, как к своей. И в принципе, вечер прошел бы гладко, если бы слуга не внес меха — якобы подарок от моего имени. Аглаида побледнела и рухнула в руки своего свирепевшего на глазах мужа. Но я смогла выкрутиться и здесь. Я знала, что они, в отличие от того же клана Байры категорически против любых мехов. Для них это так же, как для нас носить пальто, сшитое из кожи человека — отталкивающе и просто немыслимо. Я смогла убедить их, что это ошибка. Ведь я приготовила им вышивку с символом их клана — рогами, украшенными россыпью голубики, брусники и морошки — что вышивала без продыху три дня, вместе со своими служанками. Все пальцы исколола.