Ж: А носков уже и след простыл.

Б: Насмотрелся я на «любовниц», как бы с ними не было хорошо в постели, дома в семье лучше, а уж если чувства остыли (к жене/мужу), экспериментируйте, меняйте обстановку, разжигайте былую страсть.

Ж: Быт или не быт.

Б: Все можно вернуть.

Ж: Ага. Через суд.

К: Страсть через суд. Очень даже можно.

Ж: Есть вещи, которыми можно пользоваться только вместе, они не делятся надвое.

Б: Например?

Н: Ребенок.

Д: Квартира тоже плохо делится, дача, да все что угодно, если делить уже без любви.

Н: А разве можно делить по любви?

Ж: По любви можно только делиться.

М: Жена всегда надоест. Через год или через два. Мужчина всегда будет смотреть на других. И это правильно. Это их природа. Про носки. Это я так. а если мужчина поэт, то обязательно должны быть любовницы!

К: Женщинам надо быть проворнее и работать на опережение.

Н: Мне кажется, любовницы в сексуальном смысле способны на большее, чем жены. Вот и весь секрет.

Ж: Как Дункан?

К: Дункан считают матерью стриптиза.

Н: И музой Есенина.

Б: Почему если муза, то обязательно любовница.

Ж: Музе нельзя замуж, кухонная плита для нее – все равно что мраморная.

К: Странным оказалось окончание их танца. С одной и той же последней буквой в судьбе.

Н: Его же задушили в Англетере, насколько я помню.

К: А Айседору задушил длинный шарф на шее, который попал в колесо ее спортивной машины.

Ж: Жесть. Тоже своего рода суд.

М: Не верю, чтоб с женой вновь вспыхнула страсть, если только кассету с порнофильмом поставите. Так скукотища то со стареющей женой. Правду здесь никто не скажет.

Н: А я прежде всего за уважение к себе! Надоела жена, остыли чувства, объясняйся, уходи, пробуй! Ищи новую любовь и острые ощущения. Тяжело?! Да! Но честно!

Н: Поступая так, мужчина остаётся мужчиной и в глазах жены, и в глазах потенциальных любовниц!

М: А вы женаты?

Н: Я поднимался по лестнице эволюции вместе с большинством: жена, работа, ребенок. Выучились, обустроили быт, вроде бы жизнь налаживалась, но стало пресно.

Ж: Это не лестница, это клетка между этажами.

К: Это лифт, который застрял.

Н: А тут женщина, молодая, с родным запахом. Любовница. Влип, суслик. Любовница всегда желает быть первой.

Ж: Старшей женой.

Н: Она всё для этого делает, мужчина становится перед выбором. Свои дети или чужие, где и как жить. Жену с сыном на улицу не выгонишь. И начинает лезть вся подноготная. Скоро жена узнала. И начался маникюр. Разборки, истерики. Любовница в капризы. В общем устал я, захотелось всех послать подальше. Но легко сказать.

Ж: Как я понимаю.

Ж: Иногда хочется всех послать подальше, но как только ты узнаешь, что для этого надо будет пойти на почту, отстоять там очередь, купить марки и только тогда послать, чтобы дошло. Только нет никакой гарантии, что до человека дойдет, что ты его послал подальше, Лучше сам уеду, летом, подальше, к морю.

Н: Точно. Уехал в отпуск. Любовнице – досвидос, с женой каждый вечер то к морю, то в кафешку, то в кино, на танцы. Два года и раз, дочка долгожданная родилась. Разница между детьми 16 лет.

М: Разница между девочкой и мальчиком для отца не в годах измеряется. Скорее в объятиях. Отцы так любят своих девочек, чаще больше, чем жен.

Н: Согласен. Я в ней души не чаю.

Ж: Не чаю, не кофе, не вина. Пить бросил.

Н: Меньше стал пить, это точно. Мир, блаженство, красота. Только в глазах какой-то осадок, в голубых глазах жены. Будто обмелело море.

А: Женщине трудно окончательно забыть, что её любимый не только трахал, но и целовал другую женщину, говорил ей ласковые слова, и время здесь уже бессильно. Не лечит, скорее как профилактическое.

Краска слезала с деревьев. Поздняя осень. На ветках по нескольку листьев болтается, верный признак зимы. Клубы смеха вырываются у кого-то в этой вечной людской мерзлоте. Кто-то еще не разучился смеяться. Их всегда будет меньше тех, кто грустит, я не только о людях, больше о птицах, о небе, о лужах. Их всегда будет больше, некрасиво смеяться, когда кто-то грустит, но почему-то можно грустить, когда кто-то смеется. Этика.

Татуху набила. Черепашку. Хочется съездить на море и всем показать. Знаю, что пока никуда не поеду. Работа. Покажу здесь, но не всем. Одному.

Пусть Новый год будет Новым.

Вечерами спасает йога. Это манна для женщин. Вот женщина в красном приседает. Садится тяжело, будто солнце. Видно, что это закат. Приседает смешно. Мне захотелось смеяться, но опять же нельзя. Регламент. Йога учит замедляться и сдерживаться. Все еще смотрю на красные штаны, они растягиваются прямо пропорционально моей улыбке, медленно, дыхание глубокое и ровное. Она снова приседает, я снова улыбаюсь. Дыхание неровное, задерживаю его. Еще один присед. Дыхание сбил смех, который вырывается из меня и скачет по залу. Все штаны оборачиваются. Красные продолжают приседать. Великодушно. Прощает.

Солнце тоже зависло, сесть не может никак, наконец присело. Сумерки во всех окнах, на всех людях, по всему горизонту. Солнце село, наложило нам целую кучу тьмы. Накидало нам целую ночь, а мы разгребай, хотя бы мысленно, будто делать больше нечего ночью. Спать. Дайте немного поспать. Точно так же кто-то укладывает за стеной своего ребенка сейчас. Даже слышу. Представляется мать в полуночной одежде, в полуночной борьбе истерит вслед за ребенком. Тот орет, и ему не до сна. Похоже, что мальчик. И у него голова, хоть и маленькая, но полна мыслей, и матери необходимо их уложить сначала, чтобы после уложить куда-то свои. Однако материнские чувства храпят. Я слышу отсюда, что малыш хочет есть, мать после долгой борьбы достает ему грудь. Это и есть материализация.

Утром еду в театр, иду вдоль пруда, мужик ловит циклопов сачком в холодной воде. Знал бы Синбад, что ими он будет кормить аквариумных рыбок гуппи, гурами, скалярий и петушков. У меня тоже были когда-то рыбки, я кормила три раза в день, иногда забывала, раз в месяц я чистила им аквариум, все ждала, когда они начнут размножаться, а они передохли в итоге все по одной. Размножаться в неволе такая скука. Не любили они никогда друг друга.