были письменный стол, стеллаж для книг и стул. В помещении были высокие потолки. В целом оно производило, по словам моей подруги, впечатление подземелья, но это было наше с Алексом пространство, и мы с ним эффективно его использовали.

Через несколько месяцев после того, как мы переехали туда, один из студентов выразил желание помочь в нашей работе в лаборатории. В ответ на эту помощь я предложила студенту помощь в тренировке его попугая, который на тот момент не говорил. Самой любимой едой того попугая было яблоко, поэтому мы решили начать тренировку с произнесения названия «apple» (‘яблоко’). Алекс тоже принимал в этом участие. До этого момента мы никогда не использовали продукты питания в ходе тренировки Алекса, поэтому в данном случае такая тренировка стала исключением. Алекс сам выучил названия «grape» (‘виноград’), «banana» (‘банан’) и «cherry» (‘вишня’). Он смог их выучить, потому что мы называли все предметы, которыми его кормили.

Слово же «apple» (‘яблоко’) стало его четвертым предметом-фруктом. По крайней мере, мы так считали. У Алекса же были другие идеи на этот счет.

К окончанию сезона свежих яблок Алекс в результате этой тренировки научился произносить звук «и», важнейшую часть слова «apple» (‘яблоко’). Но более он не мог сказать ничего. И он категорически отказывался есть яблоки. Мы решили попробовать продолжить заучивание этого слова следующей весной, когда снова начинается сезон свежих яблок – их доставляют из Хэмпшира. Несколько месяцев спустя Алекс снисходительно, без всякого желания, согласился съесть несколько яблок, но по-прежнему произносил лишь звук «и».

И вдруг, совершенно неожиданно, на второй неделе тренировок, в середине марта 1985 года, он внимательно посмотрел на яблоко, потом посмотрел на меня и произнес «Banerry… I want banerry». Он схватил кусочек яблока и с радостью съел его. Выглядел он так, как будто смог достичь чего-то, о чем давно мечтал.

Я совершенно не понимала, о чем он говорил. И сказала: «No, Alex, apple» (‘Нет, Алекс, это яблоко’). «Banerry», – ответил Алекс, отрывисто и с чувством. «Apple» (‘яблоко’), – снова сказала я. «Banerry», – ответил Алекс. «Хорошо, дружище, – подумала я. – Я помогу тебе, облегчу тебе задачу». «Ар-ple» (‘яб-локо’), – сказала я, делая акцент на втором слоге.

Алекс подумал пару секунд, посмотрел на меня внимательно и сказал «ban-еггу», четко повторяя акцент на втором слоге, который я только что сделала.

Мы с ним несколько раз повторяли: «Ар-ple». (‘яб-локо’) – «Ban-erry». – «Ар-ple». – «Ban-erry». Алекс вывел меня из себя. Мне казалось, что он совершенно глуп. Оглядываясь назад, должна сказать, что его поведение очень раздражало меня. Когда я рассказала об этом случае одной из своих студенток Дженнифер Ньютон (Jennifer Newton), она от смеха чуть не упала со стула. Однако Алекс не закончил свои разъяснения. В конце тренировки он произнес очень медленно и четко: «Ban-err-eee». Произнося это слово таким образом, Алекс повторял мою манеру работать с ним при изучении нового слова. Возможно, он думал: «Слушай меня внимательно. Я пытаюсь упростить тебе понимание этого слова». Такую запись я сделала в своем журнале, добавив, что Алекс, казалось, был сердит на нас.

Я всё еще не понимала, что Алекс имеет в виду, несмотря на то, что он понимал, что хотел сказать. Как мы ни пытались, он не отказывался от «ban-erry».

Несколько дней спустя я обсудила эту ситуацию с моим другом-лингвистом. Он сказал: «Это похоже на элизию (elision) – “выпадение” или “выдавливание” звуков на границе двух слов». Эта замысловатая техника позволяет присоединять друг к другу части слов для создания нового слова. Алекс мог подумать, что вкус яблока напоминает вкус банана. И безусловно, яблоко выглядело как большая вишня (мы давали ему красное яблоко). И если соединить «banana» (‘банан’) и «cherry» (‘вишня’), то получится «ban-erry» (‘бан-ишня’).

Сделал ли Алекс это осознанно? Безусловно, нам казалось, что да. Однако намеренное использование слов животными – животрепещущая тема, доказать это достаточно сложно. Алекс «играл» со звуками, в особенности в моменты изучения новых слов, и делал он это вечером, когда оставался один. С другой стороны, новые звуки, произносимые Алексом, были бессмысленными. И до этого момента Алекс не произносил свое «banerry» ни в одной тренировочной сессии с предметом «яблоко», ни в какой-нибудь неформальной ситуации. Действительно, казалось, что это некоторый творческий подход, который использует птица, и раньше никто из ученых подобного не наблюдал. Не могу сказать, что Алекс перестал использовать свой подход и решил, что яблоко он будет называть именно так и что он не собирался менять своего решения. Этот исключительный опыт должен был остаться между нами – мной и Алексом.

Я написала исходное предложение по «Проекту Алекс» весной 1977 года, и, надо сказать, мои исследовательские задачи выглядели весьма амбициозно. Я утверждала, что попугай жако сможет выучить названия объектов (labels), освоить категории, понятия, цифры за три года. Я также утверждала, что он сможет осуществлять двунаправленную коммуникацию с человеком, а также у него будет понимание того, что он делает. Однако должна отметить, что каждый раз, когда я ставила перед Алексом новую задачу, он реагировал так, как я не ожидала от него (у него ведь были птичьи мозги). Я, как и любой родитель, который с замиранием сердца следит за развитием своего ребенка, наблюдала за каждым новым этапом развития Алекса, как родитель наблюдает за тем, как ребенок ползает, начинает ходить или говорить.

По мере того как росло количество опубликованных мною научных работ и наши с Алексом опыты привлекали всё больше внимания в научных кругах, я стала постепенно замечать, что начинаю получать признание. Меня уже перестали воспринимать как «ту женщину, которая говорит с попугаем». Постепенно ко мне стали серьезно относиться в научных кругах. Однако хор голосов в научном сообществе, говорящий «да, этот попугай лишь повторяет» или «да, он просто следует ее намекам», отчетливо звучал в моей голове. По крайней мере, именно такое мнение у меня было о реакции на мои исследования в научной сфере. Мне постоянно приходилось доказывать, что Алекс, имея маленький объем мозга, обладает развитыми когнитивными способностями, а не просто механически повторяет за мной или делает нечто подобное. Одно из утверждений, опровергнуть которое стало вызовом для меня, – «Да, он может корректно произносить слова (labels), это звучит убедительно, но понимает ли он то, что говорит? Понимает ли он тот звуковой шум, который издает?»

Я провела сотни часов, работая с Алексом, и мне было совершенно очевидно, что он действительно понимал, о чем говорил. Простой пример – если Алекс говорил: «Хочу виноград», а вы