первая – совершеннейший обман, вторая – самообман, третья – примкнувшие к Герберту Террейсу», – прокомментировал он.

Вот это да! Я знала о том, что в науке всегда существуют споры. Но этот?! В отчете для своего департамента Диана Райс написала: «Единственный вывод – это задаться вопросом, могут ли сами ученые общаться друг с другом, не говоря уж о том, чтобы вести коммуникацию с животными». Оглядываясь назад, я поняла, почему редакторы журналов Science и Nature не хотели ничего делать с моей рукописью. Они знали, на меня надвигается жесткая критика со стороны академических кругов. Слава Богу, что я получила грант на свои исследования до случившегося, – подумала я. Слава Богу, моя новая статья уже в руках редакторов, которые понимают ценность пытливого исследования мышления животных и способны оценить используемые мной методы.

Вернувшись в Университет Пердью после этой конференции, я была всё еще потрясена. Я зашла в лабораторию и услышала такое уже привычное приветствие Алекса «Come here» (‘иди сюда’). Он сказал это, как только я поравнялась с занавеской, отделявшей зону, в которой он сидел. Я открыла занавеску, а он был там и ждал меня. К своему приветствию он добавил слова, которые уже начал употреблять время от времени, – «I love you» (‘я люблю тебя’). Он научился этому выражению от студентов, которые с ним занимались. Я подошла к его клетке, он сидел наверху и демонстрировал радость по поводу моего возвращения. Он слегка расправил крылья, поднял лапу, чтобы пересесть на мою руку. «Спасибо, Алекс», – сказала я, когда он сел на руку. «Во что мы ввязались, дружище?» – сказала я. Он не выглядел встревоженным. Алекс с удовольствием чистил перышки.

К этому моменту мы с Алексом уже, конечно, установили определенный уровень доверительности. Мы часто проводили вместе по восемь часов в день. Но с самого начала «Проекта Алекс» я решила для себя, что метод тренировки и тестов, который я буду использовать с моим серым попугаем, должен быть жестким. Мои научные данные должны быть безупречны, они должны соответствовать стандартам и быть надежными. Я не буду слишком привязываться к объекту своих исследований. Опыт, полученный в ходе наблюдения за научными баталиями в духе конференции об Умном Гансе, привел к тому, что я стремилась построить как можно более сильный эмоциональный барьер (насколько это было возможно) между мной и Алексом. Это было необходимо, чтобы поддерживать степень надежности результатов на должном уровне независимо от того, какого труда мне это будет стоить. А это было действительно трудно.

На протяжении всей работы в Университете Пердью (более семи лет) мы с Алексом скитались: переносили наши вещи из одной временной лаборатории в другую, постоянно искали более просторное место для исследований. Нам так и не удалось найти его. Был забавный «библейский» аспект в наших скитаниях. Мы пережили не одно затопление лаборатории, когда приходилось спасать среди ночи напуганного до смерти Алекса. И еще нашей «чумой» были тараканы, это было просто ужасно. В какой бы лаборатории мы ни находились, в соседнем помещении обязательно были тараканы, и эти помещения были обработаны специальными химикатами. Мы же, чтобы не отравить Алекса химикатами, не могли сделать подобного. В результате наша лаборатория становилась просто раем для тараканов, бежавших из соседних помещений. Каждую неделю мы пылесосили шкафы и ящики стола, чтобы убрать их, пол мы опрыскивали алкоголем. Вокруг клетки Алекса мы наклеивали стикеры, чтобы попытаться поймать этих тварей. Это не всегда было эффективно. Иногда по утрам у Алекса в поилке оказывались тараканы. Он не любил этого так же, как и мы.

В 1979 году пришли новости по поводу гранта от Национального научного фонда, грант немного стабилизировал нашу ситуацию с финансовой точки зрения, поскольку я, наконец, получила настоящую должность: младшего научного сотрудника на год. Наше с Алексом положение стало постепенно проясняться. Я начала выступать с презентациями по результатам исследований на местных и государственных заседаниях исследователей поведения животных. Грант от Национального научного фонда был продлен еще на один год. В 1981 году в немецком журнале вышла моя большая статья. Что касается реакции моих коллег, она была достаточно вялой. Однако она предвосхитила общественное признание: сначала в журнале Omni, потом в New York Times моему исследованию была посвящена небольшая полоса, потом последовала небольшая заметка в популярном журнале Science 82, а также местная телекомпания выпустила небольшой сюжет об Алексе. Всё больше людей на кафедре хотели поддержать наши «пограничные» исследования и идеи, но всегда были и недоброжелатели. Впереди нас ждали сюрпризы, но мы двигались в правильном направлении. Мы вместе, Алекс и я, обязательно покажем им, что на самом деле значит обладать птичьими мозгами.

Мое исследование показывало, что Алекс корректно присваивал названия (labels) предметам. Раньше считалось, что птицы не обладают подобными способностями. Мы с Алексом продемонстрировали, что он мог правильно использовать наименования цветов, хотя предполагалось, что и такими способностями он обладать не может. Он правильно пользовался словом «нет», что, как считалось, он тоже не должен уметь.

Он приближался также к пониманию понятий – таких, как цвет и форма, демонстрировал высокий уровень распознавания. Одно дело попросить Алекса идентифицировать объект и попросить его правильно произнести «зеленый ключ» (‘green key’) или «четырехугольная деревяшка» (‘four-corner wood’). Совершенно другое – показать ему кусок голубой бумаги треугольной формы или четырехугольный кусок красной кожи и получить от Алекса правильный ответ на вопросы: «Какого цвета предмет?» или «Какой формы предмет?» (Мы в итоге вынуждены были отказаться от предметов из бумаги, потому что он разжевывал их до конца, остатки из его клюва попадали на перья, на лапы, забивали жердочки и, в конечном итоге, долетали до его тренеров, это был полный разноцветный беспорядок.)

Чтобы дать правильный ответ на вопросы «какого цвета?», «какой формы?», Алекс должен был обладать пониманием понятий «цвет» и «форма» как категорий, содержащих «наименования» (labels) «зеленый», «голубой», «треугольный», «четырехугольный». Он также должен был понимать, что они не просто «наименования» сами по себе, а являются принадлежностью этих категорий. Этот тест он проходил на третьем году тренировки, и конечно же его возможность успешно пройти его также ставилась под сомнение другими учеными.

В то же время Алекс проявил все стороны своего вредного характера, чего я тоже от него не ожидала. Проблема в том, что жако любят жевать различные предметы. Такова их природа. Алексу конечно же нравилось жевать важные вещи. Например, телефонный кабель (что привело к тому, что он лишил телефонной связи двух профессоров университета, а также и меня), слайды моих лекций, которые