Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На командира никто не сердился. Все эти парни свалились на берег моря не с теплой деревенской печи и догадывались, что без этих издевательских воплей тренировка оказалась бы невыносима. Здоровая злость в таких условиях нужна, как хлеб. Кстати, по поводу хлеба: после подъема они еще не завтракали, и обедать их никто не звал. Кроме того, ночевать спецназовцам предстояло в брезентовых палатках, что уже были свалены на берегу, ожидая, когда бойцы начнут тренироваться в установке походного жилья. Жора затосковал. Вот оно как, думать-то! Сказал: «Подумаю», а надумал глупость. Если бы не согласился идти в этот гребаный спецназ, сейчас бы посиживал дома у матери и под воркование телевизора уплетал за обе щеки вяленую рыбу или консервы из морской капусты — основной ассортимент поселкового магазина, представлявшийся ему на голодное брюхо манной небесной. Да что там дом, он бы и на теплый кубрик променял этот хваленый спецназ. Да что там на кубрик, он бы скорее согласился в десятибалльный шторм драить палубу, чем так себя истязать… Мысли Жорины улетели далеко-далеко, а тело на каменистом берегу вблизи ослепительно-синих скал продолжало механически выполнять упражнения, перейдя грань усталости, замедленно, но точно. Он отключился, он почти перестал существовать, и то, что неожиданно ставший добродушным голос командира возвестил: «Молодцы! Отдыхаем», показалось ему чем-то посторонним и ненужным. Он не поверил своим ушам.
Сухой паек, который они сжевали в считаные минуты, оказался не слишком вкусным, но сытным, и на Жору снова снизошел оптимизм. Через желудок он снова преисполнился любви к своему будущему предназначению. А классно будет после всех испытаний пройтись по улицам родного поселка в пятнистой форме «морского котика», с повязкой на голове, как Рэмбо, замочивший кучу вьетнамцев и пустивший их шкуры себе на штаны! Круто! На берегах Азовского моря военную лихость всегда уважали, каковы бы ни были ее проявления. Жора помнит, как его замшелая прабабка описывала гулянья молодых казаков: сидит она на базаре, торгует семечками или жерделой, местным сортом абрикоса, и вдруг как налетят казаки, на лошадях и с саблями! Весь товар размечут, навесы от солнца порубают, корзины от товара нахлобучат на голову тем, кто не успел спрятаться. Потом, правда, грошей отсыплют, то-то радость… Повествовала прабабка, умиленно всплескивая руками: черт с ним, с товаром, чего бы она ни отдала, лишь бы вернулось лихое казачество ее молодости! И маленькому Жорику переворачивание корзин на базаре очень нравилось.
Жора Рубежов лелеял незамысловатые мечты. Не у всех они были такими.
На своего напарника Жора пожаловаться не мог: Паша Сальский подставлял плечо, оказывал мелкие услуги, делился, если нужно, горбушкой хлеба. Терпеливо выслушивал рассказы Жоры о матери, бабке и прабабке, о казаках, о рыбаках, о поселковых бандюках, но вот о себе рассказывал скупо. Не открывал, почему он из всех занятий предпочитает те, где учат различным способам убийства противника, особенно голыми руками.
— Часовой противника всегда ожидает нападения, — заунывным голосом, напоминающим тиканье метронома, вещал хрупкий, изящный преподаватель, который, если бы не военная форма, походил бы на поэта или ученого, — но наступает момент, когда он расслабляется. Следите за ним, повторяйте каждое движение, выжидайте. Перевоплотитесь в него, и, когда нападете, — он ваш. Знаете, где проходит сонная артерия? Посмотрели на таблицу! А теперь нащупайте у себя на шее место пульсации… Спереди! Вот учтите: нажатием на эту область с двух сторон заставляете человека потерять сознание. Разрыв сонной артерии с двух сторон — смерть. Достигается ударом ребра ладони справа и слева, но это технически трудно и не всегда уместно. Мы вас научим приносить врагам смерть проще и экономнее…
Пашино внимание было нацелено на то, чтобы освоить как можно больше способов убийства и способов остаться в живых.
— Павел, — допытывались другие, — ты чего сюда пошел: отомстить кому-то хочешь?
— Некому мстить, — равнодушно отвечал Сальский. — А в «морские котики» я пошел потому, что хочу как следует устроиться в жизни.
Братья по оружию отходили, думая, что он над ними смеется. А между тем Паша не лгал. Он просто недоговаривал.
Павел Сальский родился в семье работников крупного геологического НИИ во Владивостоке и застал еще то блаженное время, когда родители ходили на работу к девяти утра, приходили в восемь вечера и дома обсуждали рабочие перипетии. Они были небогаты, но счастливы. Потом все изменилось: институт закрыли, сын подрастал, и супругам Сальским пришлось добывать деньги тем же, чем и другим: торговлей. Деньги причем получались порядочные: поменяли, с доплатой, квартиру, накупили тряпок, подумывали о недорогой иномарке… Но тоска о прошлом грызла их. Да, они повысили уровень благосостояния, но утратили прежний статус и в результате перестали уважать сами себя. Если бы институт не развалился, то они сейчас, не перестав быть учеными, жили бы обеспеченно; те, кто развалил институт, были ворами, виновными в том, что Сальские вынуждены зарабатывать на жизнь торговлей, которая раньше считалась чуть почетнее воровства. В их повседневных разговорах эта идея конкретизировалась до мелочей. Что-то в ней было правдиво, что-то не совсем, но она пропитала собой весь быт семьи Сальских, и особенно охотно ее впитывал Паша. Причем выводы из нее делал противоположные родительским. «Смотри, сынок, — внушали ему, — как нечестные люди добиваются денег и положения в обществе. Видишь, как это нехорошо, некрасиво, неприлично? Вырастешь, всегда поступай честно!» «Зачем же я буду поступать честно, — внутренне возражал сын, — если это не сулит ни денег, ни положения в обществе?» Постепенно у него сформировалось убеждение, что в современной жизни процветают только преступники, а особенно убийцы, которых теперь красиво называли киллерами. Эти представления поддерживались фильмами по телевизору, которые он смотрел в огромном количестве. Сверстники, насмотревшиеся тех же фильмов, сбивались в подростковые группировки, стреляли сигареты и мелкие деньги, красуясь друг перед другом, пробовали алкоголь. Паша таких презирал. Настоящий киллер не должен зависеть от водки и привлекать внимание милиции. Настоящий киллер должен быть физически развитым и уметь убивать разными способами, которые не позволят его вычислить. К пятнадцати годам убежденность Паши Сальского в будущем предназначении привела его в секцию таэквондо. А к двадцати одному году — в морской спецназ. Пока все было легально. Но Павел Сальский готовился к старту…
Жора Рубежов на втором году учений привык уже к тому, что напарник так и не раскроется перед ним, но внезапно их отношения изменились. Произошел знаменательный случай, когда они находились на морских учениях на корабле со старомодным названием «Стремительный». Перед этим Паша пытался подружиться с Михаилом Анциферовым, тем самым долговязым худощавым парнем, у которого в первый день занятий пошла носом кровь, что не заставило его прекратить отжимания. Вскоре выяснилось, что кровотечение было случайностью, а вот анциферовское фирменное упорство — нет. Этот спокойный, сдержанный, со всеми приветливый человек вызывал уважение «морских котиков» и одобрение начальства. Рядом с личным жетоном на цепочке вокруг шеи он носил крестик, и никто не делал ему замечания. Ему удалось усовершенствовать свои не очень хорошие от природы физические данные, и теперь во взводе он считался одним из самых выносливых бойцов, наряду с Сальским. Должно быть, это и послужило причиной попытки Паши сблизиться с Анциферовым, которая закончилась безрезультатно. Неизвестно, что сказал Сальский Анциферову, однако тот вежливо, но бесповоротно его отшил. Тогда Сальский внезапно стал очень добр к Рубежову. Хвалил его. Спрашивал, может ли он быть верным другом.