– Значит, в 1790 году твой дядя отдал его кому-то? – спросила Крессида, очарованная тайной. – И теперь оно у разбойника. Кто же он?

– Жан-Мари Бурро, так, кажется, его зовут. Обнаружив кольцо, я решил, что должен прочитать письма. Они написаны по-французски, но я хорошо знаю этот язык. Из них следует, что у моего дяди была любовница в Париже – это неудивительно – и в 1791 году у него родился сын Жан-Мари. Представляю, в какую ярость пришел герцог. Наконец-то у него родился сын, но этот сын все равно не может унаследовать титул.

Карету снова тряхнуло. Крессида удержалась на месте, но одна из свечей потухла. Сент-Рейвен снял с крючка ножницы, обрезал фитиль и затем зажег его, поднеся к горящей свече. Крессида не могла не заметить и не оценить изящество и ловкость его рук.

Она никогда не думала, что настолько впечатлительна.

Трис снова устроился на сиденье.

– Казалось, это еще одна гримаса судьбы. Жена герцога была здорова, родила шесть прекрасных дочерей. Он хотел сына. И затем, как говорил дядя, эта проклятая женщина прожила так долго, что он был слишком стар, чтобы жениться еще раз.

– Кажется, это был отвратительный человек.

– Возможно, – сказал он сухо.

Инстинктивно Крессида коснулась его руки. Тут же она поняла, что это было неосторожно, но было слишком поздно. Он взял ее руку и накрыл своей ладонью.

– Ты дрался? Снова? – спросила она, разглядывая ссадины на его руке.

– У меня нет такой привычки. По крайней мере если не считать спарринга.

– С кем ты дрался в Стокли? С Крофтоном?

– Увы, нет! Это был Веселый Роджер. Не спрашивай о подробностях.

Ее так и подмывало расспросить его, но она выучилась кое-чему за эту ночь. Однако ей хотелось заплакать от сожаления, что он постоянно переходил к грубому, неподобающему поведению.

– Ну, если ты дрался не из-за женщины… – Она содрогнулась, с ужасом уловив в своем голосе кокетливые ноты.

Улыбка снова заиграла на его губах, глаза заблестели.

– Ревнуешь?

– Нет!

Он удивленно поднял брови.

– Ну хорошо, немного. Ведь сегодня ночью ты был моим партнером на маскараде.

– И все еще остаюсь им… – Он поцеловал ее руку. – Рокселана…

Крессида чувствовала волнение. Как она могла подумать, что страсть умерла, опасность прошла? Одно касание, один взгляд – и она снова мечтала прижаться к нему, гладить его тело, целовать. Стук копыт казался биением ее сердца.

Она выдернула руку.

– Итак, ты нашел кольцо и письма, – напомнила она ему.

Он вздохнул и продолжил:

– Там было только одно письмо дяди, написанное им после рождения ребенка, и в нем дядя снимал с себя ответственность за него. Похоже, вместе с письмом он выслал женщине денег, но это, очевидно, был прощальный подарок. Остальные письма – от Жанин Бурро, которая умоляла о помощи, напоминая дяде о его обещаниях. Она верила, что он увезет ее в Англию и обеспечит безбедную жизнь ей и ребенку. Может, он получил эти письма и проигнорировал их, а может, не получал их вообще. Вскоре после рождения Жана-Мари революция повергла страну в хаос.

– Ты знаешь, что стало с этой женщиной?

– Нет, но думаю, что она жила, торгуя своим телом. У нее не было других способов прокормить себя и сына.

– Значит, Жан-Мари здесь? Что он ищет? Деньги? Хочет отомстить?

– Я не знаю. Он никогда прямо не обращался ко мне, но его поведение вызывающе. Я собираюсь вызволить его из тюрьмы и все выяснить. Не хочу, чтобы грязная история моей семьи обсуждалась во всех газетах и на каждом углу. Это значит, что Ле Корбо должен снова выйти на большую дорогу.

– И поэтому ограбил Крофтона… О Боже! Я не думаю, что он заявил об этом властям.

– И я так не думаю. Я сделал еще одну попытку. Вот почему мне пришлось надолго оставить тебя связанной в моем доме. Я прошу прощения за это.

Казалось, это было так давно – когда она лежала связанная, с повязкой на глазах, не зная, что будет с ней.

– Мне удалось остановить самолюбивого старого адвоката, который торопился к умирающему, – он сам заявил об этом – и забрать у него золотые часы и несколько гиней. Надеюсь, это сработает. Я не хотел бы заниматься этим снова.

– Но ты все же предложил помочь мне! Не так-то просто будет получить мои семейные драгоценности.

Неужели он испытывал неудобство, этот искушенный герцог?

– Не люблю бросать дела неоконченными.

Крессида улыбнулась ему с неподдельной нежностью. В герцоге Сент-Рейвене было много такого, о чем она сожалела, но у него было благородное сердце, и он серьезно относился к своим обязанностям. Даже по отношению к кузену-бастарду, иностранцу.

– Что ты собираешься сделать с Ле Корбо? – спросила девушка. Она прислонила голову к стенке кареты, и ее убаюкивала тряска.

– Вскоре он выйдет из тюрьмы. Я знаю, где живет Жан-Мари Бурро и чем он занимается. Он должен будет вернуться к нормальной жизни, чтобы отвести от себя подозрения, поэтому его будет легко найти и заставить открыть истинные намерения.

– Эти слова звучат как клятва мести. И это в наш просвещенный век?

– Этот век не столь просвещенный, как вы полагаете, мисс Мэндевилл из Мэтлока. Я думал, что вы успели заметить это.

– Не смейся надо мной.

– Разве я смеялся? Прошу прощения. Но этот мир не ручная птичка, Крессида. У него есть клюв и когти. Будь осторожна! Что же касается этого француза, то у меня есть власть и влияние, чтобы сделать его жизнь очень безрадостной, если я того захочу и если он этого заслуживает. Ле Корбо должен исчезнуть, – сказал он, как будто его слово было законом. – Нельзя допустить скандала, который поднимется после его поимки. Однако кажется, мой дядя отвратительно обошелся с ним и его матерью. Если он хочет получить какую-то компенсацию, то я постараюсь сделать это.

– А что, если тебе захочется остаться разбойником?

– Это был вынужденный поступок.

– Фамильная черта?

Его глаза сверкнули.

– Не смейтесь надо мной, мисс Мэндевилл. Я могу быть серьезным и даже благородным.

Крессида вздрогнула от его гнева, но затем поняла, что это было больше похоже на боль. Она пускала в него стрелы, как будто он был в броне, но, возможно, на нем не было доспехов…

– Быть герцогом – это не одно сплошное удовольствие, знаешь ли. Я провел почти все лето, занимаясь делами, а не только поиском Бурро. И не на оргиях, если уж на то пошло. Последние шесть лет я официально находился под опекой герцога, но мы так сильно не любили друг друга, что избегали встреч с тех пор, как я достиг совершеннолетия. Мне нужно многому научиться. То, что от испуга я уехал за границу, как только унаследовал титул, не пошло мне на пользу. Я был напуган.