события в Петербурге. Может быть, дело в том, что и сам фельдмаршал опешил от того, что случилось. Он ожидал собственной опалы. Ведь с ним были переговоры, и Суворов не просто догадывался, он знал о заговоре. Решил прикрыться войной, делать свое дело и не вмешиваться в события.

А еще бросало тень на фельдмаршала участие в заговоре зятя, причем на одних из первых ролях. Если император Павел в гневе, а он должен пребывать в нем после таких событий, то и Суворов из героев превратиться… Александр Васильевич не хотел именно этого, перестать быть героем, уйти из жизни в забвении. Вот и ждал старик, растеряв свой энтузиазм и нервами спровоцировав язвенные боли. А войско чувствовало Суворова. И если ОН захондрил, то чего говорить об остальных.

Мало того, у некоторых военных вызвало недоумение то, что Сперанский стал, судя по тем слухам, что распространяются, канцлером и сейчас перекраивает систему управления государством. В армии все еще было недовольство попытками военных реформ Павла, сочувствие к некоторым офицерам, попавшим в опалу у императора. И теперь все ждали, а что будет дальше, они-то уже тайком успели выпить, некоторые из них, за нового императора Александра. А тут, вон оно как.

Но это офицеры, а вот солдаты позволяли себе разговоры о батюшке-царе, который чуть ли не святой. Унтера, рядовые, все воздавали молитвы за спасение государя. От этого офицерам становилось… нет не страшно, русский офицер — смелый офицер, скорее опасливо. Ведь не так, чтобы сильно давно закончилось восстание Емельки Пугачева.

А что касается Сперанского, то если бы Сперанский не отличился в боях и о нем не говорили чаще в уважительном ключе, то могло быть еще хуже. Теперь же у некоторых офицеров, кто был рядом со новым канцлером в Северной Италии, даже проступали нотки оптимизма. Как же! Армеец, который порох понюхал, всяко порядок навести должен в среде штафирок.

А потом последовал вызов Суворова в Петербург и вовсе прекратилось наступление. Предлог поступить таким образом нашелся, мол, нужно закрепиться на занятых территориях, перегруппироваться, подтянуть резервы и все в таком духе.

Вот только и шведы находились в крайней степени растерянности. Они не успевали насытить группировку в Або должным количеством артиллерии и солдат. Слишком быстро произошла сдача Свеаборга, где находилось большое количество провианта, фуража, боеприпасов.

Потому в Гельсингфорс и прибыл человек, шведский генерал с русскими наградами. Предполагалось договориться о перемирии. Причем расчет шведов был и на то, что в России после попытки заговора, будут только рады приостановить боевые действия.

Курт Богислаус Людвиг Кристофер фон Стедингк не попал в тюрьму в Швеции только по одной причине: нашлись здравые головы, которые перестраховались и сохранили в шведской армии единственного генерала, который мог бы договориться с Россией о чем угодно. По крайней мере, так предполагалось.

Так что именно этот господин и прибыл в Гельсингфорс для предварительных переговоров.

— Господин Буксгевден, — фон Стединг словно старого друга приветствовал.

Швед распростер руки, словно хотел заключить русского генерала в объятья. Правда Федор Федорович не спешил обниматься и лобызаться с Стедингом.

— И я рад вас приветствовать, — любезностью на любезность отвечал Буксгевден, но вел себя более сдержано.

Швед договаривался с остзейским немцем о временном перемирии в русско-шведской войне. Или даже это была больше дружеская встреча.

— Что происходит в Петербурге? — взяв бокал с вином, спросил фон Стединг. — Мой король опечален такими событиями и негодует. Он требует, чтобы вернулась супруга, дабы он, законный муж, имел все возможности защитить ее от всякого рода заговорщиков и бунтарей.

— Перед подписанием бумаги мы сделаем вид, что ведем светскую беседу? — вопросом на вопрос отвечал Федор Федорович Буксгевден. — Тогда и вы расскажите, что происходит в Стокгольме. А что касается королевы Александры Павловны, то не извольте беспокоиться, она пребывает в здравии, имеет возможность выходить из большого двора в Царском Селе и перемещаться, как заблагорассудиться.

Буксгевден не прозрачно намекал шведу на те условия, в которых ранее пребывала в Стокгольме дочь русского императора, по совместительству еще и королева Швеции, но так… в понимании русского подданного именно что по совместительству.

— Я должен был попытаться, — с улыбкой сказал швед. — И кстати, мой друг, в наших газетах весьма не лестно отзываются об англичанах, которые ведут себя бесчестно и устраивают заговор. Мой король негодует по этому поводу.

Фон Стединг театрально всплеснул руками.

— И как же так произошло, что два великих монарха, два последних рыцаря на троне воюют? Несправедливость, да и только. Вы так не считаете? — швед чуть заискивающе посмотрел на своего визави.

Карл фон Стединг уже примерял на себя роль шведского посла в России, он уже был морально готов к унижениям, которые, несомненно случаться. Русского же посла унизили, так что император Павел, обозленный в том числе из-за отношения короля к его дочери, не преминет смешать с грязью любого шведа.

Вот только обстоятельства вынуждали шведов действовать. Англичане, действительно, оказались неудобными союзниками. Они имели свое видение развитие военных действий и не спешили не то, чтобы подчиняться шведскому командованию, но даже элементарно согласовывать свои действия. Авантюра английского генерала Мора под Свеаборгом, тому ярчайший пример.

Но не это главное, почему шведы спешили. Французы — вот тот фактор, который сильно стал беспокоить шведский риксдаг и нервировать, из без того раздраженного, короля Густава IV Адольфа. Дело в том, что, заняв Данию, Наполеон, уже всем объявивший, что станет императором, начал вводить войска в Датскую Норвегию. А это не просто близко со Швецией, это уже считай, что сама Швеция и есть, по крайней мере, в риксдаге были депутаты, которые считали Норвегию исконно шведскими территориями.

Все неглупые умы понимали, что стоит только русскому императору намекнуть Наполеону Бонапарту, что неплохо было бы заключить союз между Россией и Францией против Швеции, будущий французский император вприпрыжку бы побежал подписывать все необходимые бумаги. А через несколько недель, или даже раньше, французы уже ковыряли бы какую-нибудь шведскую крепость на пограничье. Или взяли бы сходу несколько городов, так как на западе у Швеции почти и не было никаких сил. И тут же Стокгольм.

Наполеон, безусловно, озабочен некоторыми выпадами России в сторону Франции. Ну не доволен, отчего-то император Павел, что Дания, союзница России, вдруг, стала почти что французской, пусть и под самым благовидным предлогом защиты датчан от англичан. Пока Питербуг сильно сдержан, но риторика может ужесточиться. Терять Россию в качестве союзницы Наполеон не может, потому