развития промышленности в России и в деле внедрения новшеств. Получается, что за русский промышленный переворот будет отвечать шотландец.

Но кто еще? Я думал каких Строгоновых привлечь, но нет тех промышленников, выродились, хоть и фамилия существует, то же самое о Демидовых. Иные лишь некоторое понятие имеют о промышленном перевороте. А вот Гаскойн — он в курсе стольких новшеств, да и перспективных проектов, что мне не придется днями и ночами заниматься внедрением технологий. И в России-таки свершиться этот самый переворот в хозяйственной деятельности. Мало того, так и Николай Тарасов уже записан в министерстве, как советник.

Ну а Николай Петрович Румянцев больше будет меня замещать, да заниматься не оперативной работой, а, скорее, стратегией.

— У вас на столах, господа, папки, в которых подробным образом описаны ваши должностные обязанности. Я давал вам похожие документы, каждому на изучение, раз вы тут, то согласились с тем режимом работы, который я вам положу. Себя я жалеть не буду еще более, — сказал я.

На столах, напротив каждой из табличек с именем и должностью, лежал ряд документов, первым из которых были функциональные обязанности каждого из министров. Если бы я не был готов к реформе управления в Российской империи, то одну такую инструкцию я разрабатывал бы не менее трех дней, даже если бы отключился от всех остальных дел.

Но я готовился загодя, вспоминая нюансы, присматриваясь к специфике современного мне мира, чтобы некоторые вещи не были слишком инновационными и сложно исполнимыми для современных чиновников. Им и так предстоит со многим столкнуться впервые.

Готово и штатное расписание, определены должности в министерстве. К примеру, у каждого министра будет товарищ, а также советник, который может меняться в зависимости от желания и потребности министра. Есть канцелярия и ее возглавляет обер-секретарь. Он ведет документы строгой отчетности, такие, как книга входящей и исходящей документации. Пока эта книга будет одна на все министерства, после, по мере поступления обращений и увеличении документооборота, их станет много.

И так далее. Такую систему Комитета министров и министерств в отдельности нужно было выстрадать, понять, ошибиться, снова построить. И важно не забюрократизировать, не превращать Россию в сатирического условного гоголевского «Ревизора». Но и без документооборота никуда. Так что и это я продумывал, выделяя обязательные документы и те, которые можно было бы не вводить.

— Господин канцлер, подписывая этот документ, мы обязуемся в срок до месяца отвечать на любой запрос от сторонних лиц? В Сенате даже после вашего вмешательства нынче до двух месяцев на ответ, — заметил Николай Петрович Румянцев.

— В Сенате нет особых отделов, вы же обязуетесь разбирать только дела, которые относятся к министерству. Если справляться не будете не потому, что плохо работаете, а по причине многочисленности прошений, то поможем, — отвечал я.

— Сие прожектерство. Я знаю вас, господин Сперанский, мы вместе с вами экспедицию в кругосветное плавание отправляли, но тогда проект был более понятным, — выразил скепсис Юсупов, министр культуры и просвещения.

И вот такие претензии, или похожие на них, прозвучали почти ото всех собравшихся. Можно было подумать, что я набрал не команду для работы, а бунтарей и саботажников, но это не так. Было бы странно и неестественно, если бы люди, привыкшие работать совсем не так, как я предлагал, не говорили о неработоспособности системы. Они не пробовали, а я знаю, что внедряемые мной нормы — это основа основ работы не только министерств, но и любой серьезной организации.

— Нововведением будет создание еще одного органа — Министерского контроля. Им будут заниматься мои помощники, а головой станет Лев Алексеевич Цветаев. Вы знаете его как секретаря Сената и моего личного секретаря. У него будут свои ревизоры. Задача этого органа, прежде всего, указать на ошибки и неправильный документооборот, а уже после выявление преступлений.

— И все это одобрил государь? — проявил сомнение Николай Петрович Румянцев.

— Да, — скупо отвечал я.

Многие просто молчали. Державин, как, безусловно, гениальный человек, но все же еще и конъюнктурщик, не встревал в споры. Васильев? Так у него, по сути, ничего не меняется. Александр Борисович Куракин молчал, как говорят в народе «в тряпочку». Он получал пост министра иностранных дел и прекрасно понимал, что это не аванс, это мое должностное преступление, долг, возвращенный сторицей.

— Итак, господа, мы все познакомились, на этом совещание объявляю закрытым, если нет вопросов. У вас три дня ознакомиться с теми предложениями, что у каждого на столе, и определить не только свое отношение, но и внести предложение, — сказал я, но не спешил подниматься со стула.

Чувствовалась недосказанность, и я ждал вопросов.

— Где деньги брать на первую ступень изменений? — спросил министр финансов Алексей Иванович Васильев.

— А вы, господин министр, разве уже оплатили коллегиям содержание? — спросил я, прекрасно зная ответ. — Вот и перенаправьте на министерства. Но вопрос не праздный. И я заявляю о том, что собственными средствами стану оплачивать работу Комитета министров на первых порах, ну, и господин Безбородко на это дает миллион. Я даю два миллиона.

На меня уставились не удивленные глаза, а ошарашенные. Должности и чины получают, чтобы улучшить свое финансовое благосостояние, оттяпать новый кусок земли, получить дома. Но точно нет таких чиновников, которые готовы рисковать своими средствами во имя Отечества. Это как с крепостничеством, которое на словах многих злейшее зло, но единицы тех помещиков, кто готов менять положение дел на земле.

— Я так понимаю, что мера исключительная, но мне не нужно знакомиться даже с бумагами, я уже понимаю, что этого не хватит. Только министерство внутренних дел потребует на начальном этапе становления полтора миллиона рублей. Я же правильно понимаю, что вы, господин канцлер, намерены провести реформу полицмейстерства, учредить новый сыскной орган? — возмутился Васильев.

— Да, и миллион рублей, которые дарует на развитие нашего отечества его светлость граф Безбородко, пойдут на устройство министерства внутренних дел, — отвечал я.

Виктор Павлович Кочубей, это было отчетливо заметно, с трудом скрывал улыбку. Да, это его дядя, бывший канцлер Безбородко, давал деньги племяннику, чтобы тот освоился в своем министерстве и начал реформы.

Не то, чтобы мне пришлось пойти на уступку Безбородко, я и сам хотел пристроить Кочубея в Комитет министров. Виктор Павлович был олицетворением перемен, его знали в обществе, как реформатора и очень прогрессивного. Может быть, и не тому достается портфель именно министра внутренних дел, в состав которого войдет Третье Отделение, создавать которое я