намерен по принципу николаевского. А, может быть, как раз-таки и тому. Он деятельный, его дядя настроил на серьезную работу. И дай Бог Безбородко еще несколько лет, а лучше больше, прожить, так как своим советником я определил именно его.

Пока, несмотря на то, что только-только был задушен заговор, нет серьезных потрясений в России. Нет той интеллигенции революционной или пролетариев, брожений в армии, которые станут возможны через сто лет, если конечно я не повлияю на развитие событий.

— Итак, господа, за работу! — сказал я, поклонился и вышел из зала, оставляя министров.

Пусть пообщаются между собой, пусть обсудят, что и как делать. Я приму самоотводы, если такие появятся. Но все собравшиеся должны понимать, если они уйдут сейчас, то их карьера сильно пострадает. Они сейчас уйдут от сложностей. А завтра что, разве станут, вдруг, работягами? Нет.

— Ваше величество, — выйдя за двери, я столкнулся нос к курносому носу императора.

— Я все слышал. Вы… Вы ждете невозможного. Так работать? Да никто ранее не делал всего того, что вы требуете от министров. А еще… Миша, а ты не сильно замахиваешься в законах? Я тут прочитал некоторые… — было видно, что император был в замешательстве. — Закон о вольных землепашцах, ремесленных и торговых людях? Это… первый удар по крепости.

— Ваше величество, смею напомнить, что… — начал я говорить, но Павел перебил.

— Помню… Год! — сказал государь.

Глава 9

Глава 9

Гельсингфорс

12 марта 1799 года

Свеаборг сдался. Вот так взял и сдался, почти сразу. Петр Иванович Багратион расположил артиллерию прямо на льду перед крепостью, на достаточном расстоянии между орудиями, чтобы минимизировать вероятность проломить лед на большой площади. С другой стороны подошел Федор Федорович Буксгевден, и также изготовился к массированной бомбардировке крепости.

Но не это было главным аргументом в пользу того, что Свеаборгу не выстоять. Страх перед неизбежным поражением и желание сохранить жизни своих солдат и офицеров, мирного население крепости — вот что подвигло Карла Олафа Кронстендта, коменданта Свеаборга, сдаться.

Правда, сразу же поползли слухи, что на самом деле комендант и вовсе русский шпион или страстный любитель России. Как-то же нужно было оправдать такую сдачу, когда сильнейший гарнизон, насчитывающий почти семь тысяч солдат и офицеров, при просто колоссальном количестве пушек, спустил знамена [в реальной истории Свеаборг так же весьма странно сдался, почти и без сопротивления, отмечалось, что при низком боевом духе, и сдавал крепость тот же Кронстендт, ставший впоследствии подданным русского императора].

На самом деле, причина низкого боевого духа и настроение пораженчества в рядах шведских солдат и офицеров имели свои причины. История взятия русскими крепости Свартхольм была известна защитникам Свеаборга. Тогда сотни ракет беспорядочно обрушились внутрь крепости, уничтожая все и всех, громыхала артиллерия, вновь летели, казалось, что нескончаемые ракеты. В шведской армии ходили слухи о том, что в том избиении почти никто из шведов и не выжил. Хотя это было не так, но тот, кто слышал канонаду, звуки разрывов снарядов, по любому рисовал в своем воображении апокалиптические картины. А после эта паника передавалась через доклады и сообщения, в том числе и в другие крепости.

Была надежда у ряда шведских офицеров, что английский выскочка Мор сдержит русских на льду, а после уже соединенными со шведами силами, можно было бы что-то противопоставлять корпусу Буксгевдену. Но… этот английский позор был виден в зрительную трубу с крепостных стен, и это еще больше устрашило шведов. Даже не то страшно, с какой решимостью сражались русские, страшнее то, с каким ожесточением они убивали англичан, не оставляя им шанса на выживание. Война, будто приняла совсем иной характер, более жестокий, варварский.

Ну, и еще один фактор — занятие русскими Гельсингфорса. Четвёртый егерский полк под командованием генерал-майора Михаила Богдановича Барклай де Толли при поддержке двух казачьих полков просто вошел в город, обойдя крепость Свеаборг. В Гельсингфорсе располагалось не более полутора тысяч шведских солдат и хватило трех часов городских боев, чтобы шведы начали сдаваться.

Хотя нет, здесь как раз были серьёзные намерения защитников продать свои жизни подороже, и егерям Барклая де Толли пришлось даже выйти из города для перегруппировки, но свое слово сказали казаки. И это было такое слово, что генерал-полковник Михаил Богданович сильно задумался.

Дело в том, что один из казачьих полков использовал весьма мудрёный, но очень эффективный прием. На сложных участках, узлах шведского сопротивления, казаки подгоняли тяжелые телеги с распложенными на них пушками-карронадами и били по скоплениям шведов, выкашивая их нещадно. А после в ход шла казачья кавалерия, довершая дело и круша дезориентированного противника.

Так что достаточно быстро, казалось, непоколебимая решимость шведов биться до последнего, сошла на нет. Но, когда больше половины защитников убиты или ранены, то резко снижается боевой запал, тем более в отрыве от сильного гарнизона крепости.

Сдача Свеаборга принесла русской армии очень ценные призы. Уже то, сколько было взято кораблей в Гельсингфорсе и в крепости, несколько меняло расклады в будущих вероятных сражениях на море. Сто двадцать три различных корабля стали русскими [в реальной истории до ста пятидесяти]. И пусть большинство вымпелов Финской эскадры — это мелкие суда и галеры, но были здесь и весьма интересные экземпляры. Два линейных корабля и пять фрегатов, тридцать шебек — уже немало. А с других, еще более мелких кораблей, чем шебеки, можно, да и нужно снять пушечное вооружение, которого не хватает, чтобы дооснастить корабли, взятые некогда у Дании.

Хотя и галерный флот нельзя списывать со счетов. Балтика — это не океан, здесь порой и развернуться негде, так что галеры не всегда проигрывают парусу. Это утверждение подтверждается в том числе и Гангутским сражением, где галеры играли важнейшую роль в почти что штиль.

И все бы хорошо. Славное русское оружие побеждает, несмотря на сомнительные результаты отражения попытки контрудара, отбить который получилось ценой полутора тысяч жизней, вот только армия волновалась. Восстаний не было, даже призывов к неповиновению оказалось не столь много, хотя они имели место. Однако, некоторые офицеры поникли головами, и выполняли свои обязательства без должного рвения, порой и просто уходя в запои. Наступление забуксовало, и сейчас не до конца и понятно, как действовать дальше. График плана войны сбился.

Александр Василевич Суворов не сразу отреагировал на ситуацию. Он посчитал, что достаточно будет напомнить о долге и о том, что, пока идет сражение, армия должна выполнять свой долг без оглядки на