В полутёмном боулинг-зале игроки с азартом вгоняли шары в ряды кеглей, многие из них были уже изрядно хмельны. Один из игроков, отдыхавший в кресле и наблюдавший за игрой своей спутницы, подозвал служащего отеля и, вручив ему свою кредитную карточку, стал что-то наговаривать ему на ухо. Слегка удивившись, по-видимому, не совсем обычной просьбе, служащий отеля ушёл.

— Ну что, какие ещё мероприятия нас ждут в этот вечер? — растягивая паузы между словами, спросила она и, не зажигая света, прошла в комнату.

— Традиционные. Принять ванну, выпить чего-нибудь и лечь спать.

— Я не против, — она игриво повалилась на диван, лениво сбрасывая сандалии.

Он сел с ней рядом и обнял её. Было тихо и темно. Казалось, что ритмы времени замерли в ожидании…

Он помог ей раздеться. Дурманящий аромат женского тела и неподдельные запахи морской свежести кружили ему голову. Он поднял её на руки и понёс в ванную комнату. На входе сработало фотореле, и там бесшумно включился свет, осветив прозрачную джакузи, в которой под островками пены искрилось золотистое шампанское вместо воды. На бортике в изголовье одиноко стоял пустой хрустальный бокал.

Он осторожно опустил её в лоно джакузи. С лёгким шипением пузырьки шампанского засеребрились на её загорелых плечах.

— К чему эти новорусские причуды? — на её лице не было признаков ни восторга, ни восхищения.

— Я приготовил коктейль, о котором мечтал с тех пор, как увидел тебя, — сказав это, он взял в правую руку бокал и опустил его в джакузи.

Она молча, с едва заметным удивлением, следила за ним. Наполненный шампанским бокал он преподнёс к своим губам и быстро выпил.

— Мне уже давно казалось, что ты немножко патологичен, — с осуждением в голосе, но с улыбкой на лице сказала она.

— Неправда! Я патологичен насквозь, а психиатрия бессильна!

— Так все безнадёжно? — с игривым сочувствием прошептала она.

— Да! И причина в этом коктейле, — целясь в неё указательным пальцем, ответил он.

Заготовленная и мысленно отрепетированная сцена должна была быть продолжена пылкой эротикой. Но в его замысел, почти воплощённый и законченный, звонком мобильного телефона ворвалась другая реальность.

‘Hello — It’s me — Fine. Thanks. And what about you? — Okay — What? — I wanted Andrew to do, but he’s due in Athens tomorrow. Could you handle it? — Fine — Yes, yes, change it. In other respects I think we should agree to the terms from their draft. Okay? It’s close but not the same — Yeah — How many transfers? — Is this an existing account? — No, it’s not a good idea. Let’s suggest another variant to them — Why? — But we stopped to open deposits with the wire — What? — No, no, no — I mean — I mean we stopped — Right — Well — Okay — Yeah — Good — Yes, it’s quite urgent — Thank you — I don’t know when. Maybe a week — Goodbye.’

— Ты знаешь, Дима, — вставая под душ, сказала она, — твой английский по-прежнему оставляет желать лучшего.

— Ну, Люда, это скорее твои упущения, чем мои, — нашёл оправдание её бывший ученик.

— Как я поняла, вместо твоего ‘we stopped to open’ правильнее было бы ‘we stopped opening’, то есть использовать герундий.

— Во время разговора не всегда получается задуматься над заменителем переводимой фразы, — раздевшись, он подошёл к ней под упругую струю прохладной воды, — а герундия в русском языке не существует.

— Да, не существует, — согласилась она, обнимая его шею, — но в русском лексиконе его вариант употребляется очень часто. В давние времена латинский "gerundium" в русских духовных семинариях считался, по-видимому, грамматической премудростью. Позднее семинаристы не очень почтительно стали обозначать этим словом всякую абракадабру. Со временем оно видоизменилось. Так в русском языке появилось слово "ерунда".

— Ерунда?

— Да, ерунда.

Прижавшись друг к другу, сливаясь в одно целое, они долго стояли под струями воды. Его поцелуи растекались по её телу.

Когда в семье Сальцовых родился сын, никто и не думал назвать его каким-нибудь англо-королевским именем. Например, Вильгельмом или Ричардом. Ни родители малыша, ни его старшая сестра тогда не могли даже в шутку предположить, что в их семье появится претендент на английскую корону — Принц Уэльский.[9]

Семья Сальцовых была простой, советской, истинно пролетарской, поэтому это событие не было отмечено пышным праздничным весельем англичан на улицах Лондона под грохот салютов и слововония первоиерархов англиканской церкви. Поэтому с младенцем, завёрнутым в казённую застиранную простынку с синим штампом роддома, нянчились не знатные лорды и леди, а обычные медсёстры и его мать — Анна Алексеевна Сальцова, урождённая Репкина. Её муж, Сальцов Георгий Захарович, узнав о рождении сына, всего лишь попросил своё начальство — бригадира бульдозеристов и экскаваторщиков глиняного карьера рабочего посёлка "Строители" Ульяновской области — дать ему отгул на день, когда будет нужно забрать жену с ребёнком из роддома. Никаких особых торжеств, кроме бытовой пьянки, не намечалось.

После того, как новорождённого родители привезли домой, на маленьком семейном совете было решено дать ему имя Анатолий. Лиза, сестра Толика, и родители, как на подбор, имели имена королев и королей Англии, и было бы логично наречь очередного члена семьи согласно этой неведомой случайности, но этого не произошло. Толик, конечно, возразить этому не мог.

Но в имени ли дело?

…Оно умрёт, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальный, Как звук ночной в лесу густом…

‘What’s in a name? that which we call a rose. By any other name would smell as sweet’ — повторила бы и в этом конкретном случае банальное мудрствование Шекспира жеманная Джульетта, хотя и не к месту.

Но перешагнём на пятнадцать лет вперёд.

…После отшумевшего застолья, ближе к полуночи перемещённые на кухню Георгий Захарович со своим зятем Никитой Хрющенко продолжили свой пьяный разговор, начатый ещё во время разгара семейного праздника — дня рождения Анатолия. Сам виновник окончившегося торжества тоже охотно присоединился к этой беседе взрослых, т. к. тема их разговора напрямую касалась его жизненного выбора. Гремевшие посудой у мойки Анна Алексеевна со своей дочерью в этот разговор не вмешивались, считая его несерьёзным.

— Нет, батя, — облокотившись на кухонный столик, Никита продолжал отвечать на вопросы своего тестя. — Войны не будет. Разве мы зря загнали такую армаду в Восточную Европу? Открою тебе секрет…

Никита повернул своё сверкающее от пота и жира лицо к жене с тёщей, разгребавших завалы грязной посуды в раковине, и обратился к ним:

— Женщины, заткните уши.