– Папа, ну зачем ты так говоришь? Не сыпь мне соль на раны.

– Соль на раны – очень полезно, ты как хирург должна знать. Кроме того, мне тебя не жалко.

Она приподнялась с дивана и в изумлении уставилась на отца.

– Да, нисколько не жалко, – подтвердил он. – Ведь ты поступила точно так же с Сергеем.

– Ничего похожего! – взвилась Вика. Меньше всего она хотела сейчас думать о Дайнеге. Ей только удалось убедить себя, что она ни в чем перед ним не виновата, и вдруг – здрасте! – собственный отец обернулся строгим прокурором. – Мы расстались по обоюдному согласию, и я ничего у него не отобрала.

Папа ухмыльнулся:

– А что ты могла отобрать? Учебник по пропедевтике? У него же ничего не было за душой. Ты бросила его ради более перспективного жениха, вот и все. Два года морочила парню голову. А раньше не могла разобраться в своих чувствах? Андрей повел себя с тобой безобразно, но ты это заслужила. Не плачь, – он обнял растерянную дочь, – я же тебя не ругаю и не виню. Просто хочу, чтобы ты не билась в истерике – ах, за что мне это? Вот, я говорю, за что. Если ты будешь знать, что наказание справедливо, пережить его будет легче. Нормально все будет, дочка.

За переживаниями Вика не заметила, как отпуск подошел к концу. Оставалось четыре дня. Впервые в жизни она чувствовала, что пойдет на работу как на Голгофу. Что ее ждет, как поведут себя коллеги? Будут проявлять внешнюю любезность и шептаться у нее за спиной? Или шарахаться как от зачумленной? Пойдут ли к ней больные? Ну, это уж наверняка. Валом повалят, зная, что ей сейчас невозможно брать с них деньги.

Но тут позвонил главврач и разом освободил ее от всех забот. Сказал, чтобы в понедельник она сразу шла в отдел кадров и писала заявление по собственному желанию.

– Но я не хочу увольняться!

– Это никого не волнует.

– Послушайте, мне просто нельзя увольняться. Я на подписке о невыезде, вы же знаете.

– Это твои проблемы. Я иду тебе навстречу, даю шанс не портить трудовую книжку.

«Навстречу, как бы не так! Хочешь себя обезопасить, чтобы я не могла подать в суд за незаконное увольнение».

– Не будет заявления, уволю по статье.

– По какой?

– Найду, не волнуйся. Составим акт, что ты пьяная на рабочем месте.

Составят, Вика не сомневалась. Конечно, потом она сможет пройти независимую экспертизу и доказать, что была абсолютно трезвой, но следователь отреагирует раньше.

Не успела она освоиться с этой угрозой, как позвонил свекор и поинтересовался, когда она думает освобождать дом. На ее просьбы еще немного подождать, он заявил: «Если к понедельнику не съедешь, тебя выселят судебные исполнители».

Вырисовывалась веселенькая перспектива! В понедельник она лишится разом и жилья и работы. Что скажет на это следователь? Ясно что! «Не волнуйтесь, Виктория Александровна, государство предоставит вам крышу над головой и бесплатное питание».

Вряд ли ее оставят на свободе, если у нее не будет ни дома, ни службы… Ведь ее ничто больше не держит в этом городе. Логика простая – если она сбежит, следователь получит выговор. Проморгал ее увольнение, не принял меры. Поэтому он ее посадит. А если он ее посадит, с мечтой об оправдательном приговоре можно проститься. Решение об аресте выносит суд, тот же суд, который будет потом рассматривать ее дело. Неужели он признает, что засадил в тюрьму невинного человека? Да никогда!

В четверг у Вики была назначена очная ставка с Гинзбург. Она шла к следователю с тяжелым сердцем. Честность – лучшая политика, и лучше всего самой признаться следователю, что ее выселяют из дома и выгоняют с работы. Ведь в понедельник он это все равно узнает, и Викино молчание будет лишним подтверждением ее недобросовестности. Вика решила поговорить с ним после очной ставки.

Гинзбург уже ждала ее, сидела за столом с вызывающим видом. На Викино вежливое приветствие она не соизволила ответить, лишь еще выше вздернула подбородок. Видно, хотела показать, как мучительно ей дышать одним воздухом с гнусной взяточницей.

Вику удивило, что нет ни диктофона, ни видеокамеры – только бумага и авторучка.

– Этого вполне достаточно, – сказал следователь.

Вика пожала плечами. Достаточно, так достаточно.

– Нина Николаевна, – стараясь говорить как можно вежливее, начала она, – вы положили мне в карман конверт с деньгами. Скажите, пожалуйста, почему вы решили, что я требую у вас деньги за операцию?

– Как я могла решить иначе, когда вы прямым текстом говорили?

– Когда?

– Что – когда?

– Когда я вам это говорила?

Замешательство. Пауза.

– Вспомните, Нина Николаевна: когда впервые Виктория Александровна завела с вами речь о деньгах? – пришел на помощь следователь.

– Как только я легла в больницу.

– Вы это точно помните?

После небольшой заминки:

– Да, точно.

– Но я впервые увидела вас на вторые сутки после вашей госпитализации. Посмотрите историю болезни, там стоит дата консультации.

– А я не знаю, когда и что вы там пишете в своих бумажках! – огрызнулась Гинзбург.

– Хорошо. Допустим, я сразу осмотрела вас и потребовала денег. Где это было?

Опять пауза. На этот раз очень короткая.

– В больнице, где же еще! Не в ресторан же вы меня приглашали.

Видимо, Нина Николаевна считает, что борьба с коррупцией в нашей стране означает лишь одно: следствие о взяточниках ведется спустя рукава, им не дают возможности оправдаться, так что не стоит утруждать себя изобретением правдоподобной и детальной легенды. Попался с мечеными деньгами в кармане – виноват.

– Где именно в больнице? – наседала Вика.

– В палате.

– Неужели? Вы лежали в общей палате, на тот момент там находились лежачие больные, которые палату покинуть не могли. Это легко доказать, подняв истории болезней. Кроме того, с одной из больных неотлучно сидела дочь. Хотите сказать, я у вас требовала деньги при свидетелях? Может быть, в деле есть их показания на этот счет?

– Вы тихо говорили. Намеками! – Гинзбург кинула на следователя раздраженный взгляд. Похоже, она искренне не понимала, почему, сделав доброе дело, изобличив взяточницу, должна сидеть в этом неуютном кабинете, отвечая на неудобные вопросы. – А потом пригласили меня в ординаторскую, где прямо сказали, что операция стоит денег.

– Вы согласились заплатить?

– Нет. Я сказала, что считаю ниже своего достоинства давать взятки. После этого вы меня выписали.

– Мы направили вас в областную больницу.

– Никуда вы меня не направляли.

– Неужели? В отличие от мифического разговора насчет денег беседа о том, что я считаю ваши вены слишком сложными для себя и хочу вас отправить к более компетентным специалистам, происходила действительно в палате, при других больных. Говорила я четко и ясно.