Евлалия Уорд, также вдова, ходила в черном уже много лет, а Шарлотта Фишер Раванель надела траурное платье месяц назад, когда умерла бабушка Фишер.

Шарлотта Раванель и Розмари Хейнз уладили все разногласия на похоронах, где Шарлотта окончательно забыла Патриотический бал. Самые изощренные инсинуации Джулиет натыкались на беспамятство Шарлотты: «Хотелось бы быть в курсе того, о чем ты говоришь, дорогая, но у меня тогда разболелась голова, и я рано ушла с бала».

Джулиет Раванель, разрывая на полоски сорочку, подняла глаза и с гордостью объявила: — В утреннем выпуске «Меркурия» Эндрю сравнили с Джексоном Каменной Стеной[16].

Скарлетт Гамильтон зевнула.

— Генерал Джексон? Вот уж урод так урод!

Собачка тетушки Евлалии, Императрица, тявкнула.

Розмари Хейнз усмехнулась.

— Ага! Вот почему федералы дали стрекача от Джексона. Их оттолкнул его внешний вид! Замечательный план! Обратим их в бегство обликом наших мужчин! Наши генералы могут собрать специальные батареи для атаки на врага, — Розмари дернула воображаемый спусковой шнур, — где будут использовать дагерротипы с некрасивыми южанами. Федералы поскачут, как зайцы! Пусть у нас нет муки, обуви, ткани, сахара, кофе и чая, зато в избытке косых, кривых и беззубых мужчин с перекошенными лицами и всклокочеными бородами!

Ее причудливая тирада была встречена ледяным молчанием. Скарлетт подавила приступ кашля, зарывшись в носовой платок.

Крошечный спаниель еще раз тявкнул, и Евлалия сказала:

— Эмприс не понимает твоих шуток, дорогая. Подумать только, моя милая собачка отличается патриотизмом!

— У нее мозги патриота, — не выдержала Скарлетт.

Вновь молчание.

Скарлетт закрыла глаза. Господи! Ее засасывала скука. Кровь пила, не давала дышать. Больше всего Скарлетт боялась, что однажды утром она не сможет вспомнить — Уорды отличались короткой памятью, — что вообще такое радость.

Тишину нарушила Джулиет Раванель:

Розмари, слышала, твой брат вернулся в Чарльстон.

Да, он ужасно балует Мэг.

Так ведь у него сын в Новом Орлеане?

Милая Джулиет, — сдержанно улыбнулась Розмари-

не ожидала от тебя, что ты будешь пересказывать лживые слухи.

Джулиет улыбнулась в ответ.

В это время заскучавшей Скарлетт привиделся целый сценарий: Фредерик Уорд стал перекормленным рыжим полосатым котом, Джулиет Раванель — яркой птичкой, дочери миссис Уорд, Пейшенс и Присцилла, в одинаковых платьях из зеленой парчи, превратились то ли в ящериц, то ли в рептилий, а бедная тетушка Евлалия, в своем вечном трауре, предстала настоящей вороной.

Пока Скарлетт грезила наяву, разговор вернулся к родственнику Робийяров, убитому при Шайло.

Фредерик прижал к подбородку указательный палец.

— Муж дочери Паулины, хмм. А первая жена у него не Менингер была? Хмм… Если мне не изменяет память, у младшего сына Менингер, Джеймса, была плантация на реке Эшли, под Грэфтоном. А не женился ли он на той девице — господи, не могу припомнить ее имя, — на той ричмондской красотке?

Если бы в этот момент появился сам дьявол, окутанный дымом, Скарлетт с радостью продала бы ему душу ради еще одного пикника, еще одного вечера с танцами, музыкой и весельем.

Но момент был упущен, и бессмертная душа Скарлетт осталась при ней.

— Пойду прогуляюсь, — сказала она, не пытаясь скрыть зевок за черным шелковым веером.

На улице накатила жара, будто ударив по лицу мокрой шерстяной перчаткой. Скарлетт прищурилась от яркого света, прикрыв глаза рукой. Как ей хотелось бы оказаться дома на тенистой плантации Тара!

В саду Уордов не видно было никаких построек, их скрывала широкая самшитовая изгородь. Подле огненной азалии цвели ирисы, но запах лаванды заглушал все другие ароматы.

В тени векового эвкалипта собрались юноши во главе с сыном Фредерика Уорда, Вилли. Друзья его были одеты в форму Бригады пальметты, конвоиров Моултри[17], легкой пехоты Вашингтона. О боже, сейчас они непременно начнут говорить о войне, а ей придется притворяться, будто она очарована их галантностью. Скарлетт Гамильтон так устала от мальчишек!

Задыхаясь от влажного душистого воздуха, Скарлетт вспомнила тонкий аромат роз Тары за сотни миль отсюда.

Воспоминание было настолько жгучим, что женщина закрыла глаза и покачнулась.

— Кузина Скарлетт! Кузина! Вам плохо? Позвольте, я провожу вас в тень. Вы не привыкли к нашему солнцу.

С серьезным сочувственным лицом Уорд довел ее до кресла.

— О, спасибо, Вилли, — с тоскливой улыбкой поблагодарила Скарлетт.

И хотя Вилли оказался возле нее быстрее всех, остальные тоже поспешили на помощь очаровательной молодой вдовушке. Один предложил намочить платок, другой — принести лимонаду. Может, нужен зонтик от солнца?

— Благодарю. Вы слишком добры.

На дальнем конце сада, прислонившись к воротам, стоял мужчина средних лет в гражданской одежде, скрестив руки; на губах его играла улыбка. Сердце у Скарлетт забилось так часто, что она прижала руку к груди.

— Кузина, как вы бледны!

— Да, Вилли, — выдохнула Скарлетт, — я бледна. Дамам положено быть бледными. Не беспокойтесь!

Тот мужчина дотронулся указательным пальцем до края блестящей шляпы.

Вилли опустился на колени рядом с креслом Скарлетт.

— А теперь лицо краснеет… Все эта ужасная жара! Позвольте проводить вас в дом.

Тот мужчина в Двенадцати Дубах подслушал ее просьбу, обращенную к Эшли, мольбу любить ее так, как любит она сама, и отказ самого лучшего, самого благородного…

А теперь тот мужчина осмеливается прижимать палец к губам, как будто знает ее сокровенные мысли, но обещает хранить их в тайне.

— Кто… этот человек там? — выдавила Скарлетт.

— Печально известный капитан Батлер, — ответил светловолосый юнец в форме зуава[18].— Не знаю, почему миссис Уорд принимает его.

— Батлер довольно бесстрашен, — признал Вилли Уорд — В свой последний рейс он прошел сквозь блокаду при свете дня: убедил неприятеля, что ведет почтовое судно федералов, и они эскортом препроводили его в гавань!