Лан отыскал каморку Хока. Шам, как ни странно, был до сих пор жив.

«Зачем ты пришел?» – шевельнулась на краю сознания чужая мысль.

– Я хочу вынести тебя наружу! – выкрикнул Лан, прикидывая, как он сможет это сделать.

«Стой! У меня же сломана спина! – послал испуганную мысль шам. – Не смей меня кантовать! Я не хочу новых мучений».

– Но ты тем более погибнешь, если останешься здесь! – Лан взмахнул мечом. – Кто-то напал на Новоарбатовку! Арена рушится!

«Это мои сородичи, – отозвался шам. – Я сам их позвал».

– Ты… что? – не сразу понял Лан. – Ты не передал Ворону мое сообщение? Ты не «связался» с разведчиками?

«Нет. Я позвал своих, чтобы они отомстили за меня! – лицевые отростки шама заметались от волнения. – Я был сверхчеловеком, а теперь я умираю на соломе в компании вшей и кремлевского воина – своего врага. Я был обречен с того момента, как ваша шрапнель продырявила мне череп. Я долго не мог решиться, но теперь я готов принять свою смерть, и я буду отомщен».

Лан ощутил горечь. Он никогда особенно не верил в добрые намерения Хока, но все же предательство – есть предательство, это всегда паршиво.

«Я не предавал, – возразил шам. – Но ты сам идешь по своему пути. Мы были временными союзниками. Беги, пока есть возможность. Беги, пока это место не превратилось в пятно выжженной земли, засеянной костями. Мои сородичи не знают пощады».

– Будь ты проклят, Хок… – прошептал Лан, отступая.

«Беги! Беги! – повторял шам. – Охрана занята спасением своих жизней. Забор разрушен. Возвращайся в Кремль! Потом поймешь, сколько на самом деле я для тебя сделал. Беги, пока мои сородичи не вошли в это здание!»

– Ну, спасибо… – Лан фыркнул. – Тогда прощай, что ли… – и договорил мысленно: «Если душа другого человека – потемки, то душа нелюди – это бездна, населенная чудовищами».

«Берегись! Сзади!»

Лан отреагировал мгновенно. Он крутанулся на пятках, гладиус сверкнул в тусклом свете, описав полукруг. По коридору змеилось что-то длинное, громоздкое. Существо напоминало гибкую сегментированную трубу большого диаметра на дюжине или даже больше – не было времени пересчитывать – лап. Спереди у существа имелись два подвижных щупальца, заканчивающихся когтями, каждый из которых был размером с меч. Щупальца взлетели в замахе, Лан метнулся вбок. Один коготь врезался в пол, выбив цементную крошку, второй коготь Лан парировал гладиусом – сталь со скрежетом сошлась с твердокаменным и острым хитином. Многоножка двинула вперед, практически прижав Лана к коридорной стене. Щупальца взметнулись для следующего удара… Лан же застыл, охваченный внезапным оцепенением. В ушах зазвенело, руки задрожали, гладиус вдруг показался непомерно тяжелым, а рукоять меча – скользкой и неухватистой. Лан ощущал себя жалким пахарем, оказавшимся на свою голову не в то время, не в том месте. Лишившись сил бороться, он бестолково пялился на нацеленные ему в грудь когти.

«Ментальная атака! – мысль Хока заглушила звон в ушах. – Я прикрою! Мочи его!»

Это было похоже на магию. Невидимые путы, сковавшие его по рукам и ногам, пали. С головы точно пыльный мешок сдернули, Лан снова мог видеть и слышать, а самое главное – вернулась воля и умения. Он снова был прирожденным воином, способным достойно встретить лицом к лицу любую опасность и отстоять свое право на победу.

Лан пригнулся, оба когтя вспороли воздух над его головой и врезались в стену, оставив на камне глубокие выщерблины. Лан бросился на пол, – прямо под многоножку, изумленную таким маневром. Короткий удар гладиусом прорубил «ворота» в левом ряде тонких конечностей, Лан нырнул в получившийся проход – под струи клейкой и вонючей жидкости, бьющие из культей, – и тут же оказался сбоку от чудища.

«Вырост на спине! Похож на прыщ!» – снова подсказал Хок.

Из спины многоножки действительно выпирала внушительная, туго обтянутая полупрозрачной кожей шишка. Лан, недолго думая, вонзил в нее меч. Кожа лопнула, под ней оказалась голова: на мучнисто-белой морде смутно угадывались человеческие черты. Маленький, заполненный слизью рот широко открывался и с чавканьем захлопывался в немой агонии. Многочисленные лапы твари подломились, чудище тяжело осело на пол, щупальца заметались, бестолково рубя воздух.

«Молодец! – похвалил Хок. – А теперь – вали отсюда! Мои уже рядом!»

«Спасибо тебе, сукин сын, чтоб ты провалился…» – ответил Лан.

Стальная дверь, преграждавшая выход из «бойцовского клуба», оказалась не запертой. Лан взлетел по короткой и крутой лестнице… и оказался в еще более густой мгле из дыма и тумана. В такой мути ничего не стоило потеряться даже на знакомой местности. Двор перед главным входом Арены не просматривался, была отчетливо различима лишь развороченная метательными снарядами стена комплекса. Бушевавшие на окраине Новоарбатовки пожары время от времени контрастно подсвечивали силуэты окружавших Арену строений. Огонь подбирался все ближе к центру поселения. Во мгле сломя голову носились люди и мутанты, некоторые – целенаправленно, но чаще всего – бестолково. Куски строительного мусора весом в несколько тонн то и дело с грохотом валились с затянутого низкими тучами неба, заставляя паникеров метаться еще быстрее.

Слышалась стрельба, но это были одиночные выстрелы или короткие очереди. Отчаянной перестрелкой, которую ожидал Лан, даже не пахло. Напрашивался вывод, что напавшие уже сломили оборону поселка, и теперь началась хладнокровная зачистка.

Чудища вырвались из зверинца и вовсю резвились под покровом тумана, внося свою лепту в творящееся безумие. С крыши соседствующей с Ареной торговой лавки на голову притаившегося под стеночкой трупоеда рухнула огромная, толстенная змея. Трупоед заверещал, но было уже поздно: вокруг его туловища обвились тугие чешуйчатые кольца. Перед тем, как запустить в жертву ядовитые клыки, змея раскрыла капюшон, его внутренняя часть оказалась агрессивного ярко-алого цвета – такую окраску не забудешь, если увидел хотя бы раз.

Неподалеку заревел жук-медведь. От его тяжелой поступи задрожала земля. А после послышался грохот, перемежающийся с истошными криками. Лан воочию представил, как гигантский и всегда злой жук яростно крушит очередное бревенчатое строение, чтобы достать из него людей.

Сердце тяжело содрогнулось, к лицу прилила кровь. Лан пошатнулся, борясь с подступившей к горлу дурнотой. Это походило на очередной ментальный удар. Однако, прислушавшись к себе, Лан понял, что больше не улавливает фонового присутствия Хока. И тогда возникла твердая уверенность, что раненого шама больше нет среди живых. Так, очевидно, проявил себя разрыв телепатической связи.

– Отмучился, бедолага, – проговорил Лан.

Дружинник двинулся вдоль вытянутого эллипса Арены. Он направлялся в сторону дальних ворот поселка – именно через них они с Титаном и Марой вырвались из Новоарбатовки в прошлый раз. Порыв ветра на миг проредил мглу, и Лан увидел силуэт огромного – высотою по крыши – паука, который отступал подальше от огня и стрельбы, с механистической точностью переставляя похожие на ходули лапы. Из разрушенного зверинца, словно из утробы пропеченной радиацией матушки-земли, вырывались все новые и новые чудища…