Впрочем, загадка разрешилась, когда переодетого Аюба привели в допросную. Кроме следователя Красковского там уже были двое чеченцев в таких же, как у него, черных трико. Они сидели рядом на стульях вдоль стены, третий стул был пуст.

«Подставные, – догадался Граф. – Третий стул – для меня. Интересно, кто опознавать будет?!»

Еще двое мужчин стояли у стены напротив. Судя по обычной гражданской одежде и написанному на лицах любопытству, это были понятые.

– Выберите себе любое место! – вежливо, как никогда, предложил Красковский.

Граф молча указал рукой на средний стул. Сидевший на нем «подставной» тут же пересел правее. Аюб плюхнулся на освободившееся место, после чего в комнату впустили свидетеля. Аюб узнал его сразу – грузный, лысый, с черной бородой, – это был Алихан, хозяин той забегаловки у трассы, в которой Граф и Вампир встречались с братом Умара. Судя по неотрывному пристальному взгляду, Алихан тоже его узнал.

Следователь привычно повторил положенные фразы об ответственности за ложные показания и возможности не давать показания против себя и близких родственников. Свидетель расписался.

– Теперь посмотрите внимательно: кто из присутствующих вам известен? – спросил Красковский.

– Этот! – Алихан уверенно ткнул кривым пухлым пальцем в Аюба.

– При каких обстоятельствах вы встречались? – не скрывая радости, уточнил следователь. – По каким признакам опознаете?

– По общим признакам внешности, конкретно – по чертам лица: носу, подбородку, взгляду, – как по писаному оттарабанил свидетель. Чувствовалось, что с ним репетировали: слишком гладко он употреблял чуждые ему обороты речи.

Алихан перевел дух и продолжил:

– Он приезжал в мое кафе со своими друзьями на зеленой «десятке», которую у Мурада Ашугова под автоматами отняли, и на «Тойоте Королле», которую у его односельчанина Айдамира забрали. Люди говорят, что они еще в Сурдахи у Седого Эмина «Волгу» отобрали. А на другой день ее нашли на берегу Хартанги, а в салоне – кровь. Значит, раненого вывозили…

Расписываться в протоколе Аюб отказался.

– Я требую адвоката! – заявил он.

– Будет тебе аблакат! – не стесняясь присутствовавших, глумливо переиначил слово Красковский.

Когда они остались в комнате вдвоем, капитан достал из папки и протянул Аюбу лист бумаги. «Ориентировка», – было написано вверху. А ниже: «За подготовку террористического акта на Степнянской ГЭС разыскивается…» Несмотря на то что ориентировка была распечатана на плохом ксероксе, человек на фото с камеры наблюдения был вполне узнаваем. Это был он – Граф, крупным планом. На другом фото он виден уже полностью, с «Винторезом»[22] в руках на фоне плотины.

«Как же мы не заметили камеру?! – подумал Аюб. – Вроде же все накануне проверяли…»

– Эту камеру за день до вашего налета поставили, – словно угадав его мысли, сообщил следователь. – Так всегда бывает: преступник прокалывается на мелочах и непредвиденных обстоятельствах. Не вы первые, не вы последние…

– Почему сразу «преступник»? – возразил Аюб. – Вы сначала разберитесь…

– А вот заключение экспертов-криминалистов. – Не слушая, Красковский положил на стол еще несколько скрепленных листков. – В нем сказано, что гильзы, собранные на месте обстрела колонны на границе Чечни и Ингушетии, отстреляны из автоматов вашей группы, изъятых на месте крушения вертолета!

– Да вы поинтересуйтесь: какой ущерб причинен на Степнянской ГЭС? – нехотя сказал Аюб. – И кто пострадал в той колонне? Кого конкретно мы «расстреляли», как вы говорите? Где эти «расстрелянные»? И сразу ваши гладкие, логичные выводы превратятся в ничего не стоящие домыслы!

Но следователь не слушал обычных в таких случаях глупых оправданий: он опирался на установленные факты и «железные» доказательства, на которых и строил линию обвинения.

– Так что спалились вы, хлопчики, по полной! Ну что, будешь по-прежнему адвоката требовать? Или будешь содействовать следствию?

– Буду содействовать, – вздохнув, сказал Аюб.

* * *

Алихан в это время удалялся от СИЗО на своей новенькой «Ниве». Точнее, новая она была лишь для него, в том смысле, что недавно купил. А так, конечно, не новая, с рук у третьего хозяина брал. Но выглядит почти как новая, и мотор работает, как новый, только на горку плохо тянет, но это ерунда: карбюратор промоет, клапана отрегулирует, и все будет как надо!

Проезжая мимо остановки маршруток, он увидел знакомую и остановился. Это была Седа, вдова покойного Дукхвахи – его дальнего родственника.

– Садись, Седа, подвезу!

Женщина прищурила подслеповатые глаза и наконец узнала его.

– Спасибо, Алихан! – расположившись на заднем сиденье, сказала она. – А то стою здесь уже целый час.

– А что ты вообще здесь делаешь?

– Так сынок же мой здесь сидит, Айнди. Передачку ему отнесла: конфеты, чай, курево…

– Айнди здесь сидит?

– Да. А у тебя кто здесь?

– У меня, слава Аллаху, никого! На опознание ездил. Слышала, у Черного леса машины позабирали у людей?

– Слышала, конечно! Ашуговы же наши родственники.

– Ну вот, поймали их. Тоже здесь сидят, я их опознал.

– Это хорошая весть, нужно будет Айнди сообщить. Я к нему часто езжу. Передачи, правда, скромные вожу, сам знаешь, как мы живем с тех пор, как Духквахи не стало.

Шумахер

Погруженный в невеселые мысли, Шумахер побрел к метро. Пошарив по карманам, наскреб мелочи на билет. Расспросил полную женщину-контролера в форменной тужурке, как проехать на вокзал.

– Тебе на какой?

Он замешкался.

– Ну, куда ехать?

– В Чечню, – машинально сказал он, хотя не смог бы объяснить, почему выбрал это направление. Может, потому, что сам никуда не ездил: его обычно перевозили в составе воинского подразделения к месту выполнения очередной задачи, иногда использовали самолет или вертолет. А может, сработало подсознание – недаром говорят: «Что на уме, то и на языке…» Правда, это относится к пьяным, а он спиртным вообще не балуется. Зато война – она покрепче водки, и пьянеешь от нее сильнее, часто до смерти… Вот и брякнул, что в голове крутилось!

– На войну, что ли? – удивилась женщина, но, осмотрев Шумахера с ног до головы, посерьезнела и расспросы прекратила – от греха…

– Станция Комсомольская, выйдешь на площадь трех вокзалов и выберешь – какой тебе нужен! – сухо сказала она и отвернулась.

«Может, и вправду махнуть в Чечню? – подумал старлей, толкаясь в переполненном вагоне. – Если наши еще там, мне их найти легче, чем меня здесь, в многомиллионном городе. Если меня вообще кто-то ищет! А вдруг группы там нет? И что делать одному в воюющей республике, где каждая из враждующих сторон считает тебя чужим? Нет, туда соваться глупо!»