С середины 1530-х годов Иван Васильевич более не упоминается в источниках, он ушел из жизни[115].

Но среди вельмож и воевод у него была достойная замена — его сын Иван, боярин Ивана IV. Отпрыск Хабара продолжил династию больших военачальников. На его счету нет громких побед, однако долгие годы он ходил в воеводских чинах под стягами Москвы и среди прочих полководцев участвовал во взятии Казани. В 1578 году Иван Иванович постригся в иноки под именем Ионы и через пять лет отдал Богу душу.

На примере династии Симских очень хорошо видно, как отец передавал сыну, а тот внуку державное искусство водить в бой полки и побеждать. Русская военная элита XV–XVII столетий была энергична, деятельна, отважна, хранила тактический опыт, полученный от предков, и приумножала его. Бояре дрались на поле боя, командовали армиями, обороняли крепости. Поджарые, жилистые, скорые в движениях люди — русские бояре той героической, величественной эпохи.

В современной исторической литературе многое множество раз встречается мнение, согласно которому род бояр Романовых, из которого вышла царская династия, правившая Россией 204 года, был «незаметным», «незнатным» или, еще того хуже, не порождал выдающихся людей. Иначе говоря, был скуден по-настоящему яркими личностями.

Слава богу, подобные рассуждения обнаруживаются главным образом не в научных академических изданиях, а в популярных книжках и статьях. И если они исходят не от явных ненавистников русской монархии или самой династии Романовых, то являются плодом невежества.

Романовы, а также их предки по прямой — Кобылины, Кошкины, Захарьины, Юрьевы — были столь знатны, что входили в дюжину высших аристократических родов России. В списках русской знати XV–XVI столетий они ставились выше большинства Рюриковичей и некоторых Гедиминовичей. Они постоянно, из поколения в поколение получали должности в Боярской думе и — на что мало кто обращает внимание — часто получали воеводские назначения в полки. Причем время от времени Романовы и их предки возглавляли самостоятельные полевые соединения, по современной терминологии — армии. Чем более поздний период в истории Московского царства мы берем, тем реже Романовы и их предки — крупные военачальники, тем чаще они служат как администраторы и управители-«хозяйственники» при дворе. Но, во-первых, на заре юности России их род блистал как раз военными талантами, на «административную» стезю они перешли нескоро. И во-вторых, даже в конце XVI века они все равно время от времени исполняли работу полководцев.

К эпохе Ивана III и Василия III относятся самые яркие достижения этого семейства в военной сфере. Полководцы того времени — Яков и Юрий Захарьины — стоят почти вровень с боярами Симскими по своим боевым заслугам и несколько выше по уровню назначений.

Оба они принадлежат к боярскому роду, служившему Москве как минимум с первой половины XIV века. При Иване III представители этого семейства заняли место «столпов державы». Это доверенные слуги при особе государя, которым он может дать самое высокое и самое ответственное назначение. При западноевропейских монархах они были бы вровень с графами и герцогами, попавшими на страницы романов Вальтера Скотта, Александра Дюма и Мориса Дрюона.

Оба видны в исторических источниках с 1470-х годов — уже как заметные государственные и военные деятели. Их отец, Захарий Иванович Кошкин, был боярином при дворе великого князя Василия II Темного.

Старший из братьев, Яков, получил боярский чин, видимо, в начальный период правления Ивана III. В 1479 году он, уже в боярском звании, участвует в знаменитом походе на Новгород Великий, когда Иван III уничтожил остатки независимости вечевой республики.

Брат Юрий также едет с Иваном III к Новгороду, но его назначение более низкое: он всего лишь числится старшим среди «детей боярских», сопровождающих великого князя. Однако Юрий скоро нагонит Якова: боярином он станет до осени 1483 года. Тогда ему поручили участвовать в «разъезде» границ между владениями государя и удельного князя Волоцкого. А еще того ранее, в начале 1470-х, Юрий сидел «волостелем» на Двине, в месте беспокойном, чреватом малыми стычками и большими войнами с Новгородом, который мечтал о господстве в этой области.

Вообще судьбы Захарьиных накрепко связаны с судьбой угасающей Новгородской государственности. В какой-то мере братья Захарьины сыграли роль ее могильщиков.

Какое-то время после новгородского похода 1479 года Яков Захарьин сидел наместником в Коломне — должность почетная и обещающая хороший прибыток. Однако с лета 1485 года он вновь перемещается в Новгород и занимает пост наместника: весьма беспокойный и даже опасный в условиях едва-едва замиренной земли, где под теплым пеплом вынужденной покорности все еще пылают угли мятежных настроений. Боярин показал себя верным проводником политики Ивана III. Новгородцев он смирял, дело о проявившихся там еретиках-«жидовствующих» расследовал вместе с братом и удостоился такой неприязни со стороны новгородцев, что они даже намеревались убить его. На заговорщиков посыпались тяжкие наказания… Иван III «вывел» из Новгорода во внутренние районы страны тамошних купцов, бояр, иных знатных землевладельцев, расселил на конфискованных новгородских землях московских служильцев. Что ж, горе побежденным! Те, кто мечтал о возрождении независимости, о бегстве из России куда-нибудь под крыло Литвы или в «суверенное плавание»… до первого крепкого хозяина, должны были почувствовать на себе тяжкую руку Москвы. Этой рукой и был Яков Захарьин, коего несколько лет спустя сменил на наместничестве брат Юрий, продолживший ту же политику. В 1490 году он даже участвовал в церковном соборе «на еретиков» новгородских.

Впрочем, до того как принять от Якова пылающий «трон» новгородского наместничества, Юрий поучаствовал в одном рискованном, но очень важном деле. Иван III включил его в состав русского корпуса, мирно, одной угрозой вооруженной силы утвердившего в Казани московского ставленника и выгнавшего оттуда его противника (1485).

Много слез пролито в современной, и не только, исторической литературе о нелегкой доле новгородцев, придавленных «деспотическим сапогом Москвы». Но стоило бы вспомнить, что Москва выводила Русь в поле, когда требовалось встречать ордынцев, и для этой смертельно опасной борьбы требовались ресурсы всей Руси — серебро, люди, кони, пушки. Милитаризация Руси, «огосударствление» всего, что в ней существовало, кроме Церкви, стало ценой за свободу. Новгород можно именовать вольнолюбивым, а можно мятежным, и это в равной мере правильно. Важно понимать: мятеж Новгорода, объективно говоря, оказался направлен не столько против Москвы, сколько против того, чтобы впрячься как следует в общерусскую лямку обороны против ордынских нашествий и натиска Литвы на восток. Но явился Иван III и заставил впрячься. А присматривать за буйным нравом новгородцев приставил братьев Захарьиных, и те сделали свое дело как надо.