– Держите, Екатерина Андреевна велела передать. Ох и добраяона у нас, виданное ли дело такую грязь в больницу притащить, напустит заразу.Вы эти вещички выбросьте.

Но я поехала домой и сунула пакет за бачок с нестираннымбельем. Завтра постираю все в стиральной машине, может, Вале нужны эти вещи.

Дома никого не было, в квартире стояла редкая, звенящаятишина, нарушаемая только мерным посапыванием животных. Надо же, стольковремени потратила на расследование и все зря. А еще Володя утверждал, чтонаходка телеграммы сильно поможет следствию. Кстати, как он там? Я схватиласьза телефон, на удивление легко дозвонилась до клиники и узнала, что больнойКостин выписан сегодня утром. Все ясно, помчался на работу. Может, отдать емутелеграмму? И ему она поможет?

Надо же, вообще никаких зацепок. Есть только тоненькаяниточка. Надо бы узнать у Егора Правдина, сколько денег выручили Надя и Богданза клинику и кто мог знать о том, что у них дома круглая сумма? Может, все делов долларах? Понимая шаткость версии, я стала звонить Правдину. Трубку схватилисразу.

– Алло, – выкрикнул резкий женский голос.

Я решила проявить хорошее воспитание и вежливо сказала:

– Здравствуйте, с вами говорит близкая знакомая ЕгораПравдина… – и хотела продолжить…

Но дама перебила меня:

– Похороны завтра в полдень.

– Чьи? – оторопела я.

– Егора Владимировича.

Трубка чуть не выпала из моих рук на пол.

– Чьи?

– Егора Владимировича, – повторила устало женщина, – наВаганьковском, у него там родители похоронены, еле-еле разрешение получили.

– Он умер?

– Да, – спокойно ответила говорившая.

– Когда?

– Вчера рано утром.

– Господи, да что же случилось?

Женщина помолчала, потом осторожно сообщила:

– Случайность глупая. Вышел после ванны на балкон,разгоряченный, хотел покурить. Ну из горячего воздуха попал на холодный, вотголова и закружилась.

– Он упал?

– С пятнадцатого этажа.

Я бросила трубку. Закружилась голова? Хотя такое случается…Но что-то во всей этой истории мне не нравится. Вышел утром из ванной…Насколько я понимаю, собираясь на работу, никто не станет залеживаться вгорячей воде, примет по-быстрому душ и готово. Да и курить на балконе в мартесовершенно ни к чему. Егор был в разводе, жил один, что мешало ему спокойнонасладиться сигареткой в кресле? Нет, тут дело нечисто. Надо поехать наВаганьково и порасспрашивать сослуживцев Правдина, надеюсь, его придетпроводить большое количество народа.

Похороны Егора были организованы по высшему разряду. Клиникане пожалела денег. Роскошный полированный, правда, закрытый, гроб из красногодерева, море венков, цветов, много хорошо одетых людей, приехавших к кладбищуна новехоньких иномарках. У Егора не было семьи, поэтому на гроб не кидалисьплачущие женщины. Нет, все было более чем пристойно, присутствующие стояли сприличествующим моменту выражением на лице. Но это было хорошее воспитание, ане проявление искренней скорби.

Прибыли музыканты, заиграл похоронный марш. Гроб на каталкеповезли к могиле. Меня это немного удивило. Обычно, домовину несут допоследнего приюта ближайшие друзья покойного. В толпе виднелось многоотносительно молодых мужчин, но никто не спешил подхватывать гроб на плечо.Звучали траурные речи. Я шарила глазами по лицам присутствующих. Хоть бы ктопроронил слезинку. Честно говоря, я надеялась увидеть рыдающую женщину,любовницу Егора, ведь не жил же он монахом? Узнать ее фамилию, завязатьразговор, глядишь, и выяснится кое-что… Но никто не собирался заходиться вплаче около разверстой могилы.

Наконец при помощи специальной машинки гроб опустили вниз, итут-то приключилось то, чего я так упорно ждала.

– Господи, горе-то какое, – взвыла баба, кидаясь к быстрорастущему могильному холмику, – несчастье страшное! Ох, Егор Владимирович, какже мы теперь.

Вопившая сильно отличалась от остальной толпы людей,разодетых в дорогие пальто и шубы. На тетке была потрепанная китайская куртка,не слишком чистая и новая. На голове жуткая клочкастая мохеровая шапочка.

– Ну что теперь с нами будет, – выла бабища, – что? Всянадежда лопнула.

– Мама, пошли, – потащила тетку за рукав девушка летдвадцати, – вставай, не надо, обойдется как-нибудь.

– Никак, – выкрикивала женщина. – Славик, дорогой!!!

Кое-как девушке удалось поднять мать и усадить в сторонке наскамеечку, стоявшую у одной из могил. Толпа поплыла к выходу. Я подождала, покалюди исчезнут на дорожках, подошла ко все еще плачущей женщине и спросила:

– Вы на поминки поедете? Могу подвезти.

– Нет, – ответила девушка, – нам домой надо.

– Извините, – пробормотала я, – но ваша мама так плакала,вот я и решила, что вы являетесь родственниками.

– Нет, нет, мы чужие, – ответила девушка, – пошли, мама,вставай.

– Ой, Славик, ой, горе, ой, что же теперь будет, – вновьзатряслась в истерике баба.

– Славик? – фальшиво удивилась я, видя, как девушкабезуспешно пытается успокоить мать. – Но ведь умершего звали Егор Владимирович!Вы не перепутали похороны?

– Слава – это мой брат, – нервно сказала девушка, – онсмертельно болен, Егор Владимирович мог его спасти, мы уже обо всемдоговорились, и вот, сами видите…

– Славочка, Славонька, кровиночка, – взвыла тетка, – тысячиотдали, в долг назанимали, о-о-о…

Она стала раскачиваться, упала со скамеечки и поползла наколенях к свежей могиле, мотая головой. Клочкастая шапка свалилась, показаласьгрязная голова.

– Славик, Славик, о-о-о…

– Мама, мама, – растерянно повторила девушка, – встань,пожалуйста, ну, пожалуйста, встань…

Но тетка захлебывалась в рыданиях.

– Вот что, – решительно сказала я, – где вы живете?

– В Лианозове, – ответила девушка, – мы сюда почти два часадобирались, сначала на автобусе до метро «Динамо», потом на трамвае, затемпешком, устали…

– У меня машина, поехали, довезу вас до дома.

– Спасибо, – обрадовалась девушка, – но как маму поднять?