Вечером Никт рассказал всё опекуну. Сайлес отреагировал неожиданно резко.

— Ну как ты мог совершить такую… глупость! Я же говорил тебе, как ты должен себя вести. А теперь о тебе гудит вся школа!

— Что я должен был делать?

— Что угодно, только не это! Сейчас всё не так, как в старые времена. Тебя могут выследить, Никт. Найти. — Лицо Сайлеса оставалось неподвижным, как твёрдая порода над кипящей лавой. Но Никт чувствовал, что тот очень сердит. Он отлично знал своего опекуна и понимал, что Сайлес едва сдерживает гнев.

Никт нервно сглотнул.

— Что мне теперь делать?

— Больше не ходи туда. Мы отправили тебя в школу в качестве эксперимента. Будем считать, что эксперимент не удался.

Никт помолчал.

— Но мне нужны не только уроки… Представляешь, как здорово сидеть в одном классе с людьми, которые дышат?

— Никогда не видел в этом особой прелести! — отрезал Сайлес — Итак, завтра в школу ты не идёшь.

— Я не хочу убегать. Ни от Мо с Бобом, ни из школы. Лучше отсюда.

— Будешь делать, как тебе скажут, мальчик. — Голос Сайлеса прозвучал во тьме сгустком бархатного гнева.

— А то что? — Щеки Никта запылали. — Как ты меня здесь удержишь? Убьёшь?

Он круто развернулся и пошёл по дорожке к воротам кладбища.

Сайлес хотел было позвать его, но остался молча стоять на месте.

По лицу опекуна никогда нельзя было ничего прочесть. Сейчас же оно превратилось в книгу, написанную на давно забытом языке немыслимым алфавитом. Закутавшись в тени, как в одеяло, Сайлес смотрел мальчику вслед и не двигался с места.

Боб Фартинг спал и видел сон про пиратов посреди солнечного синего моря. Он был капитаном собственного пиратского корабля — отличного корабля, где матросами были или послушная мелюзга, или девчонки на год-два постарше, очень симпатичные в пиратских нарядах. И вдруг всё пошло наперекосяк: палуба опустела, и к его судну по штормовым волнам поплыло другое — чёрное, размером с нефтяной танкер, с рваными чёрными парусами и флагом с изображением черепа на носу.

И, как это бывает во снах, он почему-то очутился на чёрной палубе второго корабля.

— Ты не боишься меня. — сказал человек, который стоял над ним и пристально смотрел на него.

Боб поднял глаза. О, ему было страшно! Он боялся этого мертволицего человека в пиратском костюме, который держал руку на эфесе абордажной сабли.

— Вообразил себя пиратом, Боб? — спросил захватчик, и Боб заметил в нём что-то знакомое.

— Ты? Этот… Никт Оуэнс!

— Я — Никто. А ты — ты должен измениться. Начать жизнь с чистого листа. Перевернуть страницу. Исправиться. В общем, ты понял. Или тебе будет плохо.

— То есть как плохо?

— В голове плохо. — объяснил предводитель пиратов, который оказался всего-навсего одноклассником. Теперь они стояли в школьном зале, а не на палубе, хотя качка не прекращалась.

— Это сон! — сказал Боб.

— Конечно, сон! Я же не чудовище, чтоб мучить тебя по-настоящему.

— Подумаешь, напутал! — ухмыльнулся Боб. — На руку посмотри! — Он кивнул на чёрную отметину от собственного карандаша.

— Хотел обойтись без этого… — произнёс Никт, склонив голову набок, словно к чему-то прислушивался. — Между прочим, они голодные.

— Кто?

— Те, кто в подвале. Или в трюме. Зависит от того, в школе мы или на корабле, правда?

Боб встревожился.

— Это не… не пауки?

— Может, и пауки. Сам посмотришь. Боб замотал головой.

— Нет! Пожалуйста, только не пауки!

— А разве. — сказал Никт, — не всё от тебя зависит? Исправляйся, или попадёшь к ним.

Под полом кто-то закопошился — Боб Фартинг понятия не имел, кто, но ничуть не сомневался, что в жизни не видел ничего более жуткого.

Он проснулся от собственного крика.

Никт услышал крик — вопль ужаса — и понял, что затея удалась.

Он стоял на дорожке перед домом Боба Фартинга; на лицо оседали капли ночного тумана. Никт очень устал: снохождение далось ему нелегко. Хорошо хоть Боб испугался простого шума.

Что ж, теперь лишний раз подумает, прежде чем обижать маленьких.

А теперь что?

Никт сунул руки в карманы и пошёл, сам не зная куда. Бросил кладбище, думал он, брошу и школу. Уйду в другой город и буду целыми днями сидеть в библиотеке, читать и слушать, как дышат живые. Остались ли в мире необитаемые острова, как тот, на котором жил Робинзон Крузо? Вот бы найти такой…

Никт шёл потупившись, а иначе заметил бы, как из окна чьей-то спальни за ним внимательно следят водянисто-голубые глаза.

Он зашёл в тёмный переулок: там ему было лучше, чем на свету.

— В бега, стало быть? — спросил девичий голосок.

Никт промолчал.

— Так вот в чём разница между живыми и мёртвыми, да? — Никт сразу узнал, что это Лиза Хемпсток, хоть и не видел её. — В мертвяках не разочаруешься! Они уж своё отжили. Мы не меняемся. А от вас, живых, сплошное расстройство. Думала, ты мальчик храбрый, мальчик благородный, а он вырос и надумал сбежать из дома.

— Ты ко мне несправедлива! — возмутился Никт.

— Тот Никто Оуэнс, которого я знала, не сбежал бы с кладбища, не попрощавшись с теми, кто его вырастил. Ты разобьёшь сердце миссис Оуэнс.

Об этом Никт не подумал.

— Я поссорился с Сайлесом.

— И что с того?

— Он хочет, чтобы я вернулся на кладбище. Бросил школу. Мол, это слишком опасно.

— Это почему? При твоих талантах да моих чарах тебя почти не видать.

— Я сам полез им на глаза. В общем, двое ребят обижали маленьких. Я хотел, чтобы они перестали. Привлёк к себе внимание…

Теперь Лиза показалась — туманная фигура поплыла рядом с Никтом.

— Он где-то рыщет, тот, кто хочет тебя убить. Кто всю твою семью порешил. А ты нужен нам живой. Чтобы ты удивлял нас, разочаровывал и очаровывал. Вернись домой, Никт.

— Знаешь… Я столько всего наговорил Сайлесу. Он будет злиться.

— Если б он тебя не любил, ему было бы всё равно. — сказала Лиза и замолчала.

Опавшие листья скользили под ногами, края мира расплывались в тумане. Жизнь перестала казаться Никту такой чёткой и ясной, какой была пару минут назад.

— А я ходил по снам, — сказал он.

— И как?

— Хорошо получилось. Ну, неплохо.

— Так скажи мистеру Пенниуорту. Он обрадуется.