Никт потёр ладонью надгробный камень Томаса Р. Стаута (1817–1851, «Все ближние глубоко скорбят»), чувствуя, как крошится мох.

— Он ведь ещё там. — произнёс мальчик. — Тот, кто убил мою первую семью. Мне всё равно нужно узнать о людях. Ты запретишь мне покидать кладбище?

— Нет. Я ошибался и тоже получил урок.

— Что же теперь?

— Будем стараться удовлетворять твой интерес к книгам и миру в целом. Есть библиотеки. И другие способы. Ситуации, когда ты можешь быть среди живых, например, театр или кино.

— Это что, как футбол? В школе мне нравилось смотреть, как ребята играют.

— Футбол… Хм-м… Матчи проходят рановато для меня. — сказал Сайлес. — Но мисс Лупеску в свой следующий приезд вполне может сводить тебя на игру.

— Хорошо бы. — сказал Никт. Они пошли вниз по склону.

— За эти недели мы с тобой изрядно наследили. А они тебя, между прочим, до сих пор ищут.

— Ты уже говорил. Откуда ты знаешь? И кто такие «они»? Что им нужно?

Сайлес уклончиво покачал головой. Никту оставалось только смириться.

оследние месяцы Сайлес был очень занят: часто пропадал на несколько дней, а то и недель. На рождественские каникулы его заменяла мисс Лупеску. Она угощала Никта обедами и ужинами в маленькой квартирке, которую сняла в Старом городе, и даже сводила на футбольный матч, как обещал Сайлес. Потом мисс Лупеску уехала в «свою старую страну» — правда, сначала нежно ущипнула Никта за щёчку и назвала «Нимени».[5]

Теперь не осталось ни Сайлеса, ни мисс Лупеску. Мистер и миссис Оуэнс сидели в гробнице Иосии Уордингтона и встревоженно совещались.

— То есть он не сообщил никому из вас, куда уезжает и как заботиться о ребёнке?

Оуэнсы покачали головами.

— Ну и куда же он запропастился?

Оуэнсы не знали, что ответить. Наконец господин Оуэнс сказал:

— Он никогда не уезжал так надолго. Когда у нас появился Никт, он обещал, что будет поблизости или найдёт того, кто нам поможет. Он дал слово.

Миссис Оуэнс перебила, чуть не плача:

— Хоть бы с ним ничего не стряслось! — Её слёзы быстро высохли, и она добавила с досадой: — Нельзя так поступать! Как же нам его найти, вызвать обратно?

— Мне такие способы неизвестны. — сказал Иосия Уордингтон. — Но, полагаю, он оставил в крипте деньги на еду для мальчика.

— Деньги! — воскликнула миссис Оуэнс. — Какой прок от денег?

— Никту надо будет покупать продукты… — начал мистер Оуэнс.

— Да что с вами разговаривать!

Миссис Оуэнс в расстройстве отправилась на поиски сына. Тот, как она и думала, стоял на вершине холма и смотрел на город.

— Скажешь, о чём думаешь. — дам пенни.

— Нет у тебя пенни. — отозвался Никт. Ему было уже четырнадцать, и он перерос свою мать.

— Есть, в гробу целых две монетки. — возразила миссис Оуэнс. — Позеленели чуток, но есть.

— Я думал о большом мире. С чего мы взяли, что убийца моей семьи ещё жив — Что он где-то там?

— Сайлес так говорит.

— Но без всяких подробностей.

— Он желает тебе только добра, ты же знаешь.

— Ага, конечно. И где он?

Миссис Оуэнс не ответила.

— Ты ведь видела человека, который убил моих родных? Когда меня усыновляла.

Миссис Оуэнс кивнула.

— Какой он?

— Я больше глядела на тебя. Дай подумать… Волосы тёмные, почти чёрные. Мне было страшно на него смотреть. Лицо какое-то резкое. Голодное и злобное, вот что. Сайлес его выпроводил наружу.

— А почему он его не убил?! — рассердился Никт. — Ведь мог, ещё тогда!

Миссис Оуэнс тронула сына за руку холодными пальцами.

— Никт, он же не чудовище.

— Если бы Сайлес убил его ещё тогда, мне бы ничто не угрожало. Я мог бы ходить, где хочу.

— Сайлес знает об этом деле больше тебя, больше всех нас. О жизни и смерти тоже. Всё не так просто.

— Как его звали? Убийцу.

— Сайлес не сказал. Тогда не сказал.

Никт склонил голову набок и направил на мать глаза — серые, как грозовые тучи.

— А потом?

— Никт, ты ничего не сможешь сделать.

— Смогу, я учусь, я могу научиться всему, что нужно, всему, чему сумею. Я знаю про упырью дверь. Умею ходить по снам. Мисс Лупеску рассказала мне про звёзды. Сайлес научил молчать. Я умею блекнуть и наводить ужас. Я знаю каждый дюйм этого кладбища!

Миссис Оуэнс коснулась плеча сына.

— Когда-нибудь… — сказала она и запнулась. Придёт день, и она не сможет до него дотронуться. Он их оставит. Когда-нибудь. — Сайлес сказал мне, что человека, убившего твою семью, звали Джек.

Никт промолчал. Потом кивнул.

— Мама…

— Что, сынок?

— Когда Сайлес вернётся?

Полуночный ветер принёс с собой холод. Вся досада миссис Оуэнс давно улетучилась. Остался лишь страх за сына.

— Хотела бы я знать, милый мой мальчик. Хотела бы я знать…

Скарлетт Эмбер Перкинс было пятнадцать. Сейчас она сидела на втором этаже старого-престарого автобуса и буквально кипела от злости. Она ненавидела родителей за то, что они разошлись. Ненавидела мать за то, что та уехала из Шотландии, ненавидела отца, который так легко их отпустил. Ненавидела этот город за то, что он совсем другой — не такой, как Глазго, где она выросла. — и что в нём за каждым углом её ждёт что-то до боли знакомое.

Сегодня утром она сорвалась.

— В Глазго у меня хоть друзья были! — чуть не плача крикнула Скарлетт. — А теперь я их уже никогда не увижу!

— Зато ты этот город знаешь. Мы тут жили, когда ты была маленькая. — спокойно ответила мать.

— Я его не помню. И никого здесь не помню. Ты что, хочешь, чтобы я разыскала тех, с кем дружила в пять лет?! Этого ты хочешь?!

— А почему бы нет?

До конца уроков Скарлетт злилась, злилась и теперь. Мерзкая школа, мерзкий мир, мерзкий общественный транспорт.

Обычно автобус девяносто седьмого маршрута увозил Скарлетт от ворот школы в центр, до самого конца улицы, где мать сняла небольшую квартирку. В этот ветреный апрельский день Скарлетт простояла на остановке почти полчаса и не увидела ни одного «девяносто седьмого». Наконец появился «сто двадцать первый», тоже с надписью «Центр», и Скарлетт решила сесть на него. Только вот там, где её автобус поворачивал направо, этот свернул налево, в Старый город, проехал городской сад и площадь, миновал памятник Иосии Уордингтону, баронету, и по извилистой дороге вскарабкался на холм с узкими высокими домами.