– Да.

Она бережно ласкала напряженные грудные мышцы.

– Не хочешь об этом говорить?

– Да.

– Возможно, стоит пообщаться с профессионалом?

– Нет.

Ладонь Сэди замерла, она перевернулась на бок, подперев другой рукой голову:

– Боже, мы опять вернулись к тому, с чего начали?

Кент отдернул руку с ее плеча:

– Не собираюсь рассказывать какому-то дурацкому мозговеду о своих проблемах.

Сэди почувствовала едва сдерживаемую боль, целый океан боли за его резким отрицанием помощи.

– И не надо. – Все-таки решившись, она порхающим движением пальца коснулась его губ, быстро убрав руку, когда он мотнул головой, отказываясь от ласки. – Поговори со мной.

Прежде чем он успел ответить «нет», она примостилась у него на плече, его рука автоматически принялась ее поглаживать. Кент смотрел на звезды, отчетливо ощущая у себя под боком обнаженное теплое и мягкое тело Сэди. В ней было нечто в высшей степени щедрое, дающее. Бескорыстная любовница, Сэди заставляла его смеяться, хотеть и надеяться. Впервые после аварии. Все эти два года, испытывая душевные и физические муки, он просто хотел почувствовать себя лучше. И что же? Кент сильно сомневался, что когда-либо в жизни будет чувствовать себя лучше, чем сейчас на крыше машины под бездонным куполом звезд, посреди пустынного безмолвия.

Она позировала ему и подарила гораздо больше, чем великолепное тело. Была обнаженной и беззащитной. Возможно, ему следует отплатить ей тем же?

– Я слышу, как Дуэйн Джонсон зовет свою мать.

Его слова острым ножом разрезали безмятежный ночной покой. Сэди вздрогнула. Кент молчал долго, она решила, что не дождется ответа, заснул или отказывается разговаривать. Какое-то мгновение она не знала, что сказать. Потом принялась автоматически поглаживать его грудь, легко порхая от одного соска к другому.

– Это должно быть тяжело.

Кент облегченно вздохнул, поняв, что Сэди не собирается играть в доморощенного психолога. Еще пару дней назад ему и в голову не могло прийти рассказать ей о той катастрофе, опасаясь, что навязчивая, болтливая девчонка затеет с ним игру в дедушку Фрейда. С тех пор он больше узнал о Сэди и понял – она не изнеженная невротическая арахнофобка.

– Не каждую ночь… но это действует очень… опустошающе.

Сэди инстинктивно поцеловала его в плечо.

– Расскажи мне о той фотографии. О «Потерях».

Кент напрягся:

– Проклятая картинка.

– Она тебе не нравится?

Кент резко покачал головой:

– Ты рассказывала, что, увидев ее на выставке, не смогла долго смотреть, потому что она показалась тебе слишком личной. Я полностью согласен.

– Как же она попала на обложку «Таймс»?

– Приятель-журналист отдал камеру моему редактору, пока я был в реанимации. После аварии я несколько дней провалялся без памяти. Они сделали четыре операции за тридцать шесть часов, и все было как в тумане. Меньше всего в тот момент меня беспокоили снимки. Когда я пришел в себя, фотографии уже попали в прессу.

– Нельзя было запретить их тиражировать?

Он кивнул.

– Я пытался, но родители Дуэйна попросили изменить мнение. Они хотели, чтобы мир узнал о том, что их сын погиб за свою страну.

– На такое сложно сказать «нет».

Кент усмехнулся и, сжав ее плечо, молча поблагодарил за понимание. Удивительно, но он еще мог улыбаться.

– Да.

– Боюсь тебя беспокоить, понимаю, ты думаешь, что я слишком много говорю, – начала она, не желая сбить его настроение, сознавая, что Кент впервые в жизни рассказывает о пережитом ужасе.

– Просто скажи, Сэди, – со вздохом перебил он.

– Не понимаю, как ты вообще решился сделать это фото? – Кент ничего не ответил, она решила поднажать. – То есть, я хотела сказать, ты же был ранен? Заточен в капкане разбившегося вертолета с поврежденной лодыжкой? Твои товарищи, с которыми ты прожил бок о бок почти два месяца, погибли или погибали. – Сэди приподнялась и взглянула ему в глаза. – Как тебе удалось думать о службе посреди всего этого хаоса?

Ему не привыкать проявлять хладнокровие в чрезвычайных ситуациях. В военных зонах прошло его посвящение в профессию. Тем, кто там не побывал, не понять.

– Когда все вокруг катится к черту, моя работа – делать фотографии.

– Я не сужу тебя, Кент. Мне просто любопытно.

Его разрывало от желания посоветовать ей заткнуться и не лезть не в свое дело и странным позывом все рассказать. Она оказалась единственным человеком, отказавшимся курить льстивый фимиам по поводу «Потерь». Сказала, насколько выбил ее из себя этот образ. Возможно, Сэди Блисс поймет.

– Да я вообще не хотел делать чертовы фотографии. Просто не мог выбраться из вертолета. Абсолютно был уверен, что скоро погибну в пылающем аде или от пули моджахеда. Нога дьявольски болела. Мне было совсем не до фотографий.

– Но ты их сделал?

Кент кивнул, вспоминая тот день во всех трагических красках.

– Наш пилот Джонни Либерман оказался заблокирован в вертолете вместе со мной. Он спросил, успел ли я снять все это.

Сэди вспомнила, что пилот вертолета скончался от ран в госпитале спустя несколько дней после катастрофы.

– Я сказал – нет. Я не делал проклятых фото. Я не мог даже понять, о чем он меня спрашивает. Не знал, где моя камера, и, честно говоря, меня это мало волновало.

– Но ты нашел ее?

– Джонни настаивал, что это мой долг. Приказал мне, сказал, что люди должны знать и о такой войне. Что вертолеты взрываются, погибают хорошие парни. И одно дело слышать о потерях живой силы в новостях, видеть дымящееся облако в отдалении, а другое – прочувствовать гарь, смрад и боль этого ада.

– И ты начал снимать?

– С моего места было видно немного. Обломки вертолета, пустыня и небо.

– И Дуэйн Джонсон.

– Да. Его отбросило совсем рядом, и я видел, – Кент прикрыл глаза, в сознание снова ворвались предсмертные крики мальчишки, – видел, как жизнь медленно покидает его глаза. Он звал мать. Он был испуган и не хотел умирать в одиночестве. Я пытался вылезти из вертолета, освободиться.

– Но не смог, – прошептала она.

Звезды подернулись влажной пеленой, он внезапно осознал, что пелена эта в его глазах.

– Все, что я мог, – делать фотографии.

Сэди взглянула ему в лицо. Заметила повлажневшие глаза. И едва ощутимо поцеловала. Что еще она могла сделать? Как можно пережить такую трагедию и остаться прежним человеком? Какие-то вещи невозможно изменить словами, в ее силах лишь обеспечить комфорт и утешение.