Слезы потекли по щекам.

Судорожно вцепившись в груду корзин, смотрела на кроватку, сплетенную из лозы, и слушала, слушала, слушала, а мама постепенно обретала материальность. Она оказалась чуть ниже меня, длинноволосая, зеленоглазая. Над губой – родинка. В глазах – улыбка и бесконечное тепло.

Рука качала кроватку. В ней посапывал ребенок. На вид – годика два, не больше. Мальчик или девочка, не понять. Брат или сестра. А я в мамином животе, том, который она временами любовно поглаживала.

– Он не вернулся, Дария, – родительница внезапно обернулась, видение ребенка исчезло. – Больше я не видела Лаура. Магистры сказали, его убили темные. Я остригла волосы в знак траура и согласилась впустить в замок лангов. Глупая!

То ли дух, то ли плод больного воображения ухватился за голову. Когда мать отняла пальцы от волос, те опали к ее ногам, будто листья с дерева.

Прядь волос! Вот откуда она! Но кто столько лет хранил ее и зачем?

– Он думал, что убил всех, но ты осталась жива. Ирмий возжелал наиви. Покорную наиви, поэтому тебе позволили родиться. Как я только не заметила, что за спиной лангов стоял демон! Как не почувствовала темного той ночью! – причитала мама.

Ирмий… Ирмий Онекс, мой так называемый отец.

Губы скривила презрительная усмешка.

Как банально и как мерзко! Версия о том, что «папа» собирался на мне жениться, уже не казалась нелепой. Существо, насиловавшее беременную женщину, способно на все.

– А… Я одна, последняя наиви? – вопрос дался с трудом, вырвался хрипом.

– Последняя, – мама скорбно опустила голову. – Ирмий похвастался, что уничтожили всех. Ублюдок!

Хотела поговорить с мамой, хотя бы узнать ее имя, но она начала стремительно таять, пока совсем не исчезла. Я осталась стоять посреди разного хлама, в растерянности смотреть на сломанную детскую кроватку.

Значит, вот мой дом – замок, который магистр Багесл отобрал вместе с жизнью моих близких, не оставил ничего, кроме воспоминаний, и те приходилось отвоевывать с боем.

Меня словно придавили скалой, вылили на голову ушат помоев. Мир воды окончательно стал чужим, а двоюродный дядюшка – отвратительным. Не сомневаюсь, он помогал убивать отца и брата. Отчего-то мнилось, тот ребенок в колыбельке – мальчик.

Чтобы не осталось ни одного наиви… Только по воле похоти и алчности я превратилась в наследницу потерянной расы.

Интересно, родителей долго искали? Судя по словам навсеев и прочитанным книгам, светлые вымерли давным-давно. А, какая разница, Дария. Ты хотела увидеть мать, поговорить с ней – поговорила.

Кинув прощальный взгляд на портрет отца, отошла к окну в конце галерее и уставилась на горы. Безмолвные, вечные, мудрые, они должны принести покой, но обернулись новыми страданиями.

Горло сковал спазм: я увидела крюк. Его установили не во дворе, а на скалистой площадке перед замком. Видимо, чтобы устроить представление по высшему разряду.

Расширившимися от страха глазами, чувствуя, как мурашки разбегаются по телу, а удушливая волна накрывает сознание, силилась понять, началась ли казнь.

Пустой, его только устанавливают!

Магистр Багесл сказал, темного насадят на крюк вечером. Если дядюшка любит эффекты, то на закате. А я даже не знаю кого.

Поспешила вниз, моля Вседержителей, чтобы навстречу не попался магистр Багесл.

Я спасу навсея. Это несложно: снять ошейник, объясниться и поделиться силой. Я говорю по-навсейски, сразу представлюсь, назову пару имен, он поверит. Разумеется, после в замке не останусь, тоже сбегу.

Летела быстрее ветра, стараясь слиться со стенами, чтобы не нашли, не заметили.

Сначала на кухню. Там в поте лица трудилась кухарка, которой помогали две юные служанки. Улыбнувшись, соврала, будто хочу отнести перекусить Бренну. Он, бедняга, мучается на посту, нельзя отлучиться. Нет, нет, я сама приготовлю. Кухарка позволила. Напрасно. Знала бы она, что собралась сделать лекарка-наиви! Мой дар как волшебный посох: может созидать и убивать. В данном случае – усыпить, всего-то надо добавить немного травок в питье или еду, якобы для вкуса.

Я никогда не мстила, но все случается в первый раз. До уровня лангов не опущусь, однако безнаказанными не оставлю. Любой навсей лучше того же магистра Багесла: темные, по крайней мере, не притворяются.

Приготовив питье, с бьющимся в горле сердцем поспешила в темницу.

Увы, Великая Мать отвернулась от меня: по дороге попался двоюродный дядя. Естественно, ему не понравилось, что я не вышивала наверху. Меня же тошнило от одного его вида. Скрыть гримасу не удалось, пришлось соврать, будто плохо себя чувствую.

– И поэтому шла в темницу? – нахмурился дядя.

– Хотела посмотреть на навсеев, – гордо вскинула подбородок и ответила правду. – Вдруг узнала бы кого-то?

– И что? – продолжал супиться магистр. – Больные лежат, а не шляются по камерам.

Верно, глупая ложь, надо выкручиваться.

– Ну, – замялась, – вдруг он видел Анну, мою служанку. Может, она еще жива, и мы смогли бы ее спасти. Анна такая чудная девушка, другой такой не найти.

Заливаясь соловьем, расписывала достоинства бывшей служанки. Как трудно лгать, но как иначе подобраться к пленнику?

Странно, но дядя поверил, посмеялся над наивностью племянницы. Естественно, он никуда не пустил, отправил к мэтру Дорну. Раз лекарь, ступай, работай, заодно дурноту вылечишь. Не могла отказаться, пошла. Пара внимательных глаз зорко следила, чтобы никуда не свернула.

Раненых оказалось двое, но моя помощь не потребовалась, мэтр Дорн успел обработать раны. От него узнала, казнь состоится на закате, как и предполагала. Если хочу, могу присутствовать.

– Или утром глянь, все равно еще не умрет, – равнодушно добавил бывший учитель.

Корпия едва не выпала из рук.

Не успею, не подпустят меня. Значит, нужно пробраться ночью. Может, спасу. Не желаю, чтобы с утра семейство Багеслов наслаждалось полутрупом. Кровь вытекает медленно, муки длятся долго, иногда пару суток. Обычный человек умер бы быстрее, навсеи же сначала лишались магии и только потом жизни.

– Ну, чего, опять расчувствовалась? – укорил мэтр Дорн. – Не место тебе в лекарском деле, если на крюки смотреть боишься.

Не стала спорить и порадовалась, что и прежде не питала любви к сомнительным развлечениям. Зато теперь учитель не заподозрил, принял дрожь за былое отвращение.

Когда все прильнули к окнам и высыпали на стены, чтобы лучше разглядеть зверство, обокрала лазарет. Засунула в холщовую сумку как можно больше корпии и примитивных бинтов, прихватила мужскую рубаху и чистые штаны. Поверх полетела баночка с обеззараживающей мазью.

Я уйду до того, как мэтр Дорн обнаружит пропажу. Надеюсь, успею. Если Соланж или хотя бы Филипп не помогут, меня ждет незавидная участь. На крюк, конечно, не насадят, просто убьют.