В начале сентября фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф отправились на короткое время из Плесса на Западный фронт, чтобы лично убедиться в действительном положении дел, главным образом на Сомме и под Верденом.

Спустя некоторое время я приехал на день в Плесс для служебного доклада. В то время отношения между мной и генералом Людендорфом были еще совершенно дружественными и полными доверия.

Он откровенно высказался о серьезности положения на западе; говорил, что в создании позиций многое там частью упущено, частью сделано неправильно, что Верховное командование и Военное министерство вовсе не сумели побудить в свое время нашу высокоразвитую промышленность напрячь все силы для изготовления необходимого военного снаряжения, прежде всего снарядов.

Далее он указал, что не существует никакой интенсивной совместной работы между Верховным командованием и имперским правительством. После долгого обсуждения тактических и технических вопросов мы, конечно, подошли к вопросу, наиболее остро волновавшему уже тогда умы большинства, то есть к вопросу, как достойным образом окончить войну.

На мой вопрос, как же генерал Людендорф представляет себе окончание войны, он мне ответил: «Я не вижу пока никакой возможности; в настоящий момент Антанта рассчитывает на победу, что при данном положении вещей имеет под собой некоторое основание. Таким образом, сейчас мы ничего поделать не можем. Но, если нам удастся побить румын и отбить все атаки на западе – на что я надеюсь, – то тогда, пожалуй, можно будет говорить о мире. А что я обеими руками ухвачусь за всякую представляющуюся возможность заключения более или менее приличного мира, в этом я даю вам мое слово».

После этого, вполне успокоенный, я уехал обратно в Брест-Литовск.

Тем временем операции в Румынии, хотя и с некоторыми трениями, развивались по намеченному Верховным командованием плану.

Признательность Верховного командования за помощь командующего Восточным фронтом, способствовавшую победоносному проведению румынского похода, нашла себе выражение в следующей телеграмме генерала Людендорфа на мое имя:

«Плесс. 12 декабря 1916 года. Штаб Восточного фронта. Полковнику Гофману. Сердечно благодарю Вас и офицеров штаба за ваши поздравления. Мы могли одержать победу в Румынии благодаря тому, что на западе мы победили на Сомме, а на востоке выиграли тяжелые сражения на южной половине вашего фронта, а также благодаря тому, что мы постоянно получали от вас свежие подкрепления для действий в Семиградьи – Румынии».

К концу года германские войска приблизились к Серету. Ясно было, что продвижение должно будет здесь остановиться. Тем временем русские отправили очень значительные силы на румынский фронт.

Незадолго до Рождества 1916 года я написал генералу Людендорфу письмо, в котором излагал, что, с моей точки зрения, наступление в Румынии, ставшее теперь чисто фронтальным, к Новому году окончательно остановится на линии реки Серет. Если намереваются продолжать этот поход и совершенно покончить с Румынией, то, по моему мнению, этого можно достичь, лишь отказавшись от наступления с юга и нанеся удар с севера. Если бы Верховное командование в состоянии было дать Восточному фронту четыре – шесть дивизий – проще всего часть войск, сражающихся в Румынии, – то такой удар представляется мне выполнимым. Я бы предложил все подкрепления переправить в район Злочова, прорвать там русские позиции и повести наступление через Тарнополь и вдоль магистрали на Одессу. Русские войска в Карпатах попали бы от этого в отчаянное положение, и мне казалось, что путем такой операции был бы достигнут крупный успех. Прорыв под Злочовом я считал легковыполнимым; я его предлагал тогда в том самом виде, в каком мы его впоследствии и совершили в июле 1917 года.

Генерал Людендорф ответил мне, что он вполне разделяет мои взгляды как в отношении того, что наступление в Румынии должно будет приостановиться на Серете, так и в отношении того, что предложенная мной операция позволяет надеяться на успех. Но невыполнимо, к сожалению, предварительное условие, то есть присылка подкреплений на Восточный фронт. В данный момент с запада ничего нельзя отдать, а быстрая перевозка войск из Румынии исключена вследствие дурного состояния румынских и венгерских железных дорог.

Я должен еще кратко упомянуть об одном событии, которое произошло осенью 1916 года и большинством не было оценено по достоинству, – это смерть императора Франца-Иосифа, скончавшегося 21 ноября 1916 года.

Император был последней связью, сдерживавшей государство австро-венгерской монархии от распада. Его преемник, воспитанный как самый обыкновенный кавалерийский офицер, намеренно устранявшийся убитым в Сараево наследником престола от занятия серьезными политическими вопросами, стоял перед почти неразрешимой задачей. Хуже всего было то, что молодой монарх решил взять в свои руки руководство военными и политическими делами. Он ненавидел Германию и Гогенцоллернов, будучи под влиянием своей честолюбивой супруги, симпатии которой были на стороне неприятеля, а также и безответственных советников, льстивших его тщеславию. С этой целью эрцгерцог Фридрих, командовавший до тех пор австрийскими войсками, был вскоре отстранен в довольно резкой форме. Главнокомандующим стал сам император.

Эрцгерцог Фридрих, хотя и не играл лично никакой особенной роли, зато предоставлял свободу действий умному начальнику штаба генералу Гецендорфу, которую и санкционировал всегда своим именем. Во всех трениях и разногласиях с союзниками его спокойное, любезное, полное достоинства обхождение действовало примиряюще. Одним из первых военных мероприятий императора было перемещение австрийской Ставки из Тешена в Баден под Веной. Император хотел уйти из-под влияния германского Верховного командования, соседство которого в Плессе казалось ему слишком близким.

Генерал Гецендорф протестовал, но безуспешно. По этому вопросу – как и по всем другим, военным и политическим, – этот генерал твердо и определенно высказал свой взгляд и должен был вследствие этого в самый короткий срок оставить свой пост.

Его преемник, генерал Арц, был человеком, более способным на компромиссы; он удовлетворялся ролью советника и слуги своего монарха, а не ответственного полководца, подобно генералу Гецендорфу.

Значение начальника Генерального штаба сильно упало при генерале Арце, тем более что, постоянно сопровождая повсюду разъезжавшего и неспособного к усидчивой, спокойной работе императора, генерал Арц свел всю свою деятельность к разъездам.

Только раз имел я возможность довольно долго поговорить с императором Карлом. Во время первого посещения императором группы войск генерала Линзингена я принимал его вместо отсутствовавшего командующего фронтом и после разных смотров был приглашен к обеду в императорский поезд. Император, который тогда еще не имел того усталого вида, как в конце войны, вел оживленную беседу в течение двух часов и высказывал свои мнения о военных делах, причем проявил большое недомыслие в этих вопросах.

На Рождество 1916 года я убедился в необходимости перевести административно-хозяйственные управления фронта из Ковно в Белосток. Когда я сделался начальником штаба, я оставил эти управления в том же виде, как они были организованы при генерале Людендорфе. Каждые две-три недели приезжал в Брест-Литовск обер-квартирмейстер, иногда с начальниками подлежащих отделов, для доклада или, в особо важных случаях, для получения указаний от меня или от командующего фронтом.