– Теперь всё становится на свои места, – подвёл итог Игорь Владимирович.

Яна удивлённо подняла брови.

– Что именно?

– То, что он убил всех, кроме Ирины. Все-таки мать его ребенка! – заулыбался хитрый следователь.

Яна нервно дёрнула плечиком:

– Ну так уж и всех! Я ведь тоже жива!

Не успела она договорить, как все вздрогнули от отчаянного крика:

– Я не виноват! Я ничего не делал! Яна, я ждал тебя! Я звонил! Я не убивал!..

Глеб бился в руках двух крепких парней, которые пытались посадить его в полицейскую машину.

– Это беспредел, – вскинулась Цветкова. – Ирина, не плачьте, пожалуйста! – Не ревите! Слышите? Не ревите! Как дочку зовут?

– Что? – вытерла щёки тыльной стороной ладони Ирина. – Дочку? Ариша…

– Не ревите ради Ариши!

– Я Глеба люблю, а он…

– Он дурак и бабник, я это уже поняла!

– Я сделала ему еще хуже! Рассказала про дочь…

Следователь внимательно посмотрел на Ирину и двинулся к полицейской машине, которая ожидала его.

– Это следователь вас неправильно понял. Я не думаю, что Глеб кровожадный убийца.

– Вы, правда, так считаете? – спросила Ирина.

– Чистая правда…

Ирина смотрела на Яну такими глазами, словно она видела в ней свою спасительницу.

– У вас на лице какие-то темные пятнышки, – вдруг сказала она. – Испачкались?

– Только этого мне не хватало! Грязь, царапины… – схватилась за щеки Яна.

Ирина присмотрелась внимательнее.

– Словно краска. Не стирается?

– Когда я была в музее, то поцеловала картину со своим двойником. Так мне, во всяком случае, рассказал директор. Если честно, я ничего не помню. Выпила, память потеряла. Хотя… Стоп! Откуда свежая краска на полотне? Картина-то старинная! О боже! Ничего не понимаю. Яков Соломонович вроде бы ко мне претензий не имел… – Яна смотрелась в маленькое карманное зеркальце, которое дала ей Ирина, и яростно тёрла запачканную щёку.

– У Глеба в мастерской, она в левом крыле, какие хочешь растворители есть. Растворят любые краски, – сказала Ирина. – Знаете, мне кажется, что уже чисто.

– Да? – Яна внимательно осмотрела себя в зеркальце. – Ну и хорошо. Значит, обойдёмся без едких средств. Кожа целее будет.

Ирина взяла зеркальце и убрала в сумочку.

– Скажите, – повернулась она к Яне, – а как можно помочь Глебу? Я так расстроилась, что мне ничего в голову не приходит.

– Помочь можно, – ответила Яна. – Если мы найдём настоящего убийцу. Другого способа, мне кажется, нет.

Яна была ярая урбанофилка, то есть человек, который не мыслит свою жизнь вне города. В городе больше возможностей для учёбы и самоутверждения, считала она. Условия жизни в городе не сравнимы с деревенскими, больше рабочих мест, больше шансов на карьерный рост и достойную жизнь. Город – это музеи, выставки, театры, музыкальные фестивали… Да мало ли чего! Как деревенского жителя постоянно тянет из «каменных джунглей» на родину, к родным осинкам, так и городской не может жить среди берёзок, непролазных дорог, огородов и домашней скотины.

Яна ненавидела деревню с её сиротливыми дождями и настырными комарами. Она всячески избегала поездок на дачу к друзьям, не понимая, как можно ходить на шпильках по мягкой земле и любоваться на грядки с огурцами и зеленым луком. Ходить под кустик и подтираться лопухом. Посиделки в ожидании баньки приводили её в тоскливое состояние, и она, отмахиваясь от назойливых кровососущих насекомых, неотрывно поглядывала на часы. В самый разгар веселья она начинала надоедать окружающим вопросом, когда отходит последний автобус, или выясняла, есть ли в их компании язвенник или трезвенник, чтобы мог сесть за руль.

Да и сидеть сложа руки в деревне было как-то неудобно. Но представить себе Яну с коромыслом у колодца рано утром не смог бы и Сальвадор Дали с его безграничной безумной фантазией. Вся эта палаточно-байдарочная романтика была «не про неё». Для полноценного отдыха Яне был нужен четырёхзвездочный отель, бассейн, джакузи и шведский стол.

А теперь она ещё должна была заниматься кладбищем и похоронами. Бр-р-р!

Яна вошла в сад, ранее принадлежавший Ситцеву, и тяжело вздохнула. Что она будет теперь с ним делать?

– Если Магомед не идет к горе… – раздался за ее спиной самый приятный голос на свете.

– Это ты-то гора? – ответила Яна, не поворачивая головы.

– Гора мышц и пылающее сердце, фактически вулкан, – ответил Мартин, обнимая её за талию.

Яна выскользнула из его объятий.

– Ты бы это… свое дупло или как его? Свой кратер поберег бы! Совсем не место и не время.

– Я слышал, что по посёлку будто смерть с косой прошла, – усмехнулся Мартин, одетый в белую футболку и светлые льняные брюки. Обычно он носил одежду в темных тонах.

– Ты так говоришь, словно это я пробежалась с бензопилой, – ответила Цветкова.

– Я знаю твои способности. Ты можешь всё, – снова попытался приблизиться к ней Мартин.

– Не преувеличивай! – Яна отвела его руки, нагнулась и подняла с земли большие садовые ножницы.

– Ого! Это что за орудие? – улыбнулся Мартин.

– Садовые ножницы. Разве не видишь? Я вот решила привести куст в порядок, а заодно и свои мысли, – ответила Яна, не в силах смотреть на его ямочки и весёлые глаза.

– А это ножницы английского садовника? – уточнил Мартин.

– Почему английского? – не поняла Яна.

– Так в английских детективах всегда виноват или дворецкий, или садовник, – ответил Мартин.

– А… ты про это… Лично мне не верится, что Глеб мог это сделать.

– А ты его хорошо знаешь? Он слыл местным ловеласом, – сузил тёмные глаза Мартин.

– Я жертвой его чар не пала, – скривилась Яна.

– Ты хранишь верность жениху.

– Может, все-таки отрезать тебе язык? – задумалась Цветкова, щёлкнув ножницами.

– Ладно-ладно! Сдаюсь.

– Чего ты пришел? – спросила Яна.

– А ты не рада? – вопросом на вопрос ответил Мартин.

– Не говори глупостей.

– Я беспокоился за тебя. Можно я побуду рядом с тобой? Просто… Обещаю не приставать.

– Приставать? Этого ещё не хватало! Нашёл время, – Яна передёрнула плечами, словно от озноба. – Не боишься находиться рядом со мной? Это тоже может оказаться опасным.

– Я не из пугливых, ты знаешь.

– Мы с Ириной сварганили незатейливый ужин. Хочешь присоединиться? – Яна окинула его критическим взглядом. – Вырядился в белое… Насекомые ночью охотно летят на белое. А еще тебя может укусить летучая мышь, тоже любительница белого цвета.