В комнате можно было перевести дух. Стивен вымыл руки и ополоснулся до пояса над маленькой раковиной в углу. Чтобы добраться от раковины до окна и сесть на стул, требовалось пройти четыре прямых отрезка и трижды повернуть на девяносто градусов, поскольку путь лежал сквозь лабиринты книг, выросшие на полу.

Он любил сидеть у окна и смотреть на Пэкинг-тон-стрит (сегодня окно было широко распахнуто по случаю хорошей погоды); в выходные ему случалось проводить в такой позе целые дни — он просто глазел на прохожих и на транспорт, и его постепенно обволакивало необъяснимое умиротворение, похожее на транс или гипнотический сон; он ни о чем не думал, не тревожился, не убивался, а просто сидел и смотрел в окно, не мучимый ни мыслями, ни заботами, в то время как внизу мелькали люди и машины; в такие минуты у него — отрешенного от собственной личности и без единой мысли в голове — ненадолго возникало чувство единения с этим местом, с городом, с людьми, с родом человеческим и с обществом; иными словами, он чувствовал себя так, как, по его разумению, чувствовали себя другие, самые обыкновенные люди, отличные от него, но не ставящие своей целью его извести.

Стивен обтерся огрызком полотенца, от которого слегка попахивало, но не тошнотворно. Точно так же пахло и от постели — это даже успокаивало.

Он оглядел стены книжного лабиринта, заполнившего пространство комнаты. Книжные бастионы, которые он старался поддерживать на одном уровне, сейчас доходили ему до середины бедра, и он беспокоился, как бы они не потеряли устойчивость. Конечно, оставшись без денег, он на некоторое время приостановит покупку литературы, пока не устроится на работу. Но даже при имеющемся количестве книг страшно было подумать, что произойдет, если книжные стены когда-нибудь рухнут; хотя у него в запасе была одна мера предосторожности (его собственное изобретение, которым он гордился) — укладывать книги не простыми стопками, а вроде как кирпичной кладкой, — но это новшество существенно затруднило бы извлечение книги, которую хотелось перечитать.

От таких размышлений ему стало тревожно: он пробрался к двери, запер ее изнутри и снял с перегруженного крючка самую лучшую, выходную каску. Надев ее на голову, он сразу испытал облегчение. Назад, к окну, он пошел уже другим путем и снова присел на стул. Чем теперь заняться? Надо пойти выпить. Куда еще себя девать, если остался без работы или разжился деньгами? Стивен вытащил из кармана банкноты! Сумма была немалая и в основном десятифунтовыми бумажками. Он рассмотрел большие коричневые прямоугольники; королева выглядела на них очень по-домашнему; наверно, точно так же выглядела и его мать. А вот Флоренс Найтингейл, изображенная на обороте, напомнила санитарок из психушки, где ему довелось побывать.

Он запихнул деньги обратно в задний карман и обвел взглядом комнату: стены книжного лабиринта, ворох одежды у кровати, горб из плаща, курток, рубашек и галстуков на двери, большой платяной шкаф, где вначале умещались все его книги, да и сейчас хранилась в обувных коробках немалая их часть; прикроватная тумбочка с пластиковым стаканом воды и книгой — его последним приобретением. В комнате имелся древний, с заделанным дымоходом камин, в который Стивен поставил электрообогреватель. На каминной полке красовалась коллекция автомобильных эмблем.

Она насчитывала пять «ягуаров», восемь серебряных дамочек от «роллс-ройсов», два старых знака от «остинов» и множество скаковых лошадей, породистых собак, выпрыгивающих из воды лососей и даже одного игрока в крикет, замахнувшегося битой. К своему великому огорчению, Граут до сих пор не разжился эмблемой «бентли». Кругляшки от «Мерседесов» хранились в большой жестяной банке, на самом краю полки. Они, по правде говоря, не представляли особого интереса, просто в нем говорил азарт коллекционера, подогретый соображениями собственной безопасности, ради которой он и начал в свое время спиливать эмблемы с капотов машин.

Началось все с «ягуаров»: прыгающая кошка, которую теперь крепили далеко не на все модели, словно хотела прогрызть ему живот. Да и серебряная дамочка была не лучше, а некоторые штучные эмблемы, сделанные по индивидуальному заказу, — и того хуже. Вообще говоря, Стивен полагал, что их установка незаконна, но когда он пришел в полицейский участок на Аппер-стрит с жалобой на водителей, которые разъезжают по городу со смертельным оружием на капоте, сержант посмотрел на него с тоской и произнес, что едва ли сможет чем-то посодействовать, поэтому, сэр, будьте внимательны на проезжей части (с одной стороны, Стивен был разочарован; но с другой — весьма польщен, что полицейский сказал ему «сэр»). От полицейских помощи не дождешься, да к тому же многие из них причастны к заговору Мучителей Граута, но как-никак они пользуются уважением, а один вот даже назвал его «сэр», и это было чрезвычайно приятно. Через пару недель Граут снова наведался в тот же участок, чтобы заявить о пропаже велосипеда, которого у него отродясь не было, — только для того, чтобы ему еще раз сказали «сэр».

Коллекционирование автоэмблем было рискованным занятием. Несколько раз Стивена едва не поймали разъяренные владельцы машин, которые услышали подозрительный шум под окном в ночной темноте или шаги по гравию на подъездной дорожке.

Вначале Стивен ограничивался ближайшими окрестностями: Айлингтон, и в первую очередь Кэнон-бери, а также тихие улочки вокруг Хайбери-Филдс. Потом добыча оскудела, потому что люди стали осторожнее и прекратили оставлять машины в неосвещенных закоулках — ставили их только у фонарей или же не ленились загонять в гараж и запирать ворота.

Поэтому Стивен, вооружившись ножовкой для металла, расширил зону операций и теперь мог появиться где угодно, от Сити до Хайгета, чтобы отловить ягуара, похитить серебряную дамочку или прикарманить звезду. Теперь на улицах он чувствовал себя несколько спокойнее; конечно, по-прежнему надо было задерживать дыхание между стоящими автомобилями и не упускать из виду низкие парапеты и ступеньки, которые обещали спасение от лазеров движущегося транспорта, — но утешало то, что некоторые из этих ревущих разносчиков смерти уже стали чуть менее опасными благодаря его стараниям.

Потом он начал задумываться о мотоциклах, ведь мотоциклы тоже могли быть смертоносными. На них ездили только воображалы, кандидаты в самоубийцы; уже от одного тарахтения Стивена раньше бросало в дрожь, и он навсегда возненавидел мотоциклистов.

Итак, он начал подсыпать им в бензобаки сахарный песок, как, например, накануне вечером, в Клар-кенуэлле. Это занятие растянулось до двух часов ночи, и Стивен едва унес ноги от охранника автостоянки, который заметил, как он возится с бензобаком мотоцикла. Добравшись до дому, он долго не мог заснуть от волнения и пережитых потрясений. Надо думать, поэтому он и был на взводе сегодня утром.

Ему-то что, пусть это будет головной болью субъектов из дорожного управления. Они еще попомнят, когда асфальт в тех местах, где трудился лично он, останется целым и невредимым, а выбоины, которые залатали другие, будут зиять дырами, как прежде. Это их проблемы. Он ничуть не раскаивался, что увечил мотоциклы и уродовал капоты. Да и то сказать, он ведь не для одного себя старался. Оставаясь, конечно же, самым заинтересованным лицом, он оказывал добрую услугу и всем остальным — да вот хоть этим прохожим с Пэкингтон-стрит.