Проходя мимо девушки в зеленой майке, Геннадий Павлович даже не взглянул на нее, но машинально взял из ее рук листовку. Заученным до автоматизма движением Геннадий Павлович показал на контроле карточку безработного. И, только оказавшись на эскалаторе, посмотрел на то, что держал в руке. Плотная бумага болотно-зеленого цвета, размером в половину стандартного машинописного листа. В левом верхнем углу эмблема: круглый щит с двумя мечами, скрещенными позади него, – видны только рукоятки и острия. На щите – схематическое изображение двухнитевой спирали ДНК. Ниже крупными, четкими, хорошо пропечатанными буквами набрано всего несколько строк. Зато каких!

ПОМНИ, ТОВАРИЩ!

ДЕФЕКТ ГЕНОМА ДАЖЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА МОЖЕТ СТАТЬ УГРОЗОЙ ДЛЯ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!

БУДЬ БДИТЕЛЕН!

НЕ ПРОХОДИ МИМО ТОГО, КТО СКРЫВАЕТ СВОЮ ГЕНЕТИЧЕСКУЮ КАРТУ!

ЖИЗНЬ И ЗДОРОВЬЕ НАШИХ ДЕТЕЙ – В НАШИХ РУКАХ!

В самом низу мелким убористым курсивом приписано:

«Любую имеющуюся у вас информацию о нарушениях выполнения Международной программы генетического картирования вы можете сообщить по круглосуточному многоканальному телефону. Все звонки строго конфиденциальны».

Рядом – номер телефона.

Геннадий Павлович сложил листовку вчетверо и сунул в задний карман брюк.

К тому времени, когда Геннадий Павлович вышел из метро на станции «Курская», духота, повисшая в воздухе, неподвижном, словно перед грозой, сделалась невыносимой. Странным казалось то, что при этом на небе не было ни облачка. Впрочем, погода переменчива, и к вечеру вполне можно было ожидать ливня. Во всяком случае, очень хотелось верить в то, что дождь все же прольется и одарит измученный жарой город хоть толикой прохлады.

Геннадий Павлович решил подойти к закусочной со стороны вокзала – так можно было хотя бы часть пути пройти в тени деревьев небольшого парка, бог знает каким чудом сохранившегося на зажатом между домами и дорогами участке пропитанной бензином, машинным маслом и собачьим дерьмом гиблой московской земли. Повернув от метро налево, Калихин перешел трамвайные пути и вышел к невысокой чугунной ограде. На дорожке, ведущей в парк, заложив руки за спину, стоял одетый в черную униформу охранник. В первый момент Геннадий Павлович даже растерялся, – настолько был похож охранник на своего коллегу, с которым Калихину довелось общаться возле входа в кабинет генетического контроля. Даже очки у него были в точности такие же – большие зеркальные стекла в тонкой металлической оправе. Вот только эмблема на шевроне другая – большая пятиконечная звезда, в центр которой вписан православный крест и три буквы «КАБ», – должно быть, сокращенное название подразделения, к которому был приписан охранник. Геннадий Павлович попытался было расшифровать таинственную аббревиатуру, но безуспешно.

– Проход через парк временно закрыт, – устало сообщил Геннадию Павловичу охранник, глядя на пару дворняг, спаривающихся на трамвайных путях.

Судя по голосу, за сегодняшний день ему уже не в первый раз приходилось повторять эти слова.

Поглядев по сторонам, Геннадий Павлович увидел, что весь парк оцеплен охраной. А в самом парке стояло пять или шесть крытых брезентом армейских машин, в которые охранники усаживали людей, одетых в невообразимые лохмотья. В целом все происходило тихо и вполне корректно, но создавалось впечатление, что гражданские не проявляют особого желания куда-то ехать. Впрочем, из-за кустов было видно не очень хорошо.

– Ну и долго вы собираетесь здесь стоять? – в голосе охранника звучало не столько недружелюбие, сколько тоска. – Не думаете, что быстрее будет обойти, чем ждать, когда проход откроют?

– Да-да, конечно, – поспешно кивнул Геннадий Павлович и повернул в сторону.

«Это не мое дело», – вновь, уже в который раз за сегодняшний день, мысленно повторил он. И все же, двигаясь вдоль ограды, он периодически поглядывал на то, что происходило в парке. Ничего нового он не увидел, но зато едва не налетел на мужчину, выгуливавшего кривоногого бультерьера.

– Простите, – виновато улыбнулся Геннадий Павлович.

– Да ничего страшного, – мужчина вытащил из заднего кармана брюк мятый носовой платок и промокнул им влажный от пота лоб. – Душно-то сегодня как.

Мужчине явно хотелось поговорить. Без учета возможностей энзимотерапии и нейропластики, на вид ему можно было дать лет сорок. Он был невысокого роста и несколько полноват. Круглое лицо с чуть обвисшими щеками, маленький, вздернутый носик и широко расставленные глаза. Светло-русые волосы, зачесанные назад, открывали широкий лоб – самую выигрышную деталь его внешности. Одет он был в синие спортивные брюки и белую майку с портретом президента на груди и надписью: «Полный порядок!» На ногах – домашние шлепанцы. Из всего следовало, что этот вполне добропорядочный и преуспевающий гражданин – безработный не стал бы держать собаку, съедающую две трети пособия! – вышел из соседнего дома, чтобы выгулять бультерьера.

– Давно пора было с этим разобраться, – срезанным подбородком указал в направлении парка собачник.

– С чем? – не понял Геннадий Павлович.

Белесые брови собачника взлетели вверх. Удивление его было столь неподдельным, что Геннадий Павлович счел нужным добавить:

– Я живу в другом районе.

– Ну-у, тогда понятно, – протяжно, с душой пропел собачник. – Бомжи у нас в парке обосновались да придурки всякие. А тетки из Армии спасения их еще и подкармливают – пригонят свою полевую кухню и наливают баланду каждому, кто подойдет. Чего же, спрашивается, им здесь не гужеваться? Порою столько собирается, что с собакой пройти страшно. А поглядели бы вы на них вблизи! – Мужчина изобразил ужас на лице. – Все грязные, в струпьях да болячках каких-то, с подветренной стороны дерьмом за десять метров несет. Вшивые, блохастые да заразные еще к тому же. Ну, как здесь ребенка погулять выпустишь?

Геннадий Павлович с пониманием покачал головой. Хотя ему не было никакого дела ни до бомжей, обосновавшихся в парке, ни до проблем собачника с бультерьером на поводке. Бомжей, нищих и попрошаек Геннадий Павлович предпочитал обходить стороной – они были ему безразличны, как часть окружающего городского пейзажа, который далеко не всегда радует взгляд, но от которого, увы, никуда не деться. А вот бультерьеров он не любил за их кривые ноги и тупой взгляд крошечных поросячьих глазок.

– Ну, ничего! – Хозяин бультерьера поднял руку и многообещающе погрозил пальцем кому-то в небесах. – Теперь-то с ними разберутся! Раз и навсегда! Всех вывезут на подмосковные дачи!

– На дачи? – удивленно переспросил Геннадий Павлович.

– Ну, это только так говорится, – усмехнулся собачник. – На самом деле, – собеседник Геннадия Павловича перешел на доверительный полушепот, – говорят, что в Подмосковье открыты специальные сборные пункты для генетических уродов. Ну, то есть их там собирают, сортируют, а потом, – быстро взмахнув рукой в воздухе, собачник изобразил нечто похожее на вопросительный знак, – по местам постоянного проживания. То есть – в зараженные зоны. Нормальным людям там жить нельзя, а уродам – пожалуйста, поскольку для генофонда человечества они никакой ценности не представляют.